Эхо над Подкаменной Тунгуской
Сто лет назад над Подкаменной Тунгуской что-то сильно рвануло. Этот взрыв до сих пор не дает покоя ученым из разных стран мира. Они так и спорят, то ли это был метеорит, то ли инопланетный корабль, то ли американский физик Тесла разыгрался со своими молниями. Периодически ученые собираются в окруженном пихтовой тайгой селе Ванавара на берегу Подкаменной Тунгуски откуда до места таинственной катастрофы рукой подать. Любой желающий может совершить экскурсию «на метеорит» — правда, для этого надо сначала попасть в Красноярск, а потом часа два лететь в Ванавару на вполне заслужившем пенсию самолете местной авиации.
Центр взрыва сегодня ничем не выделяется из окружающего ландшафта и для неспециалистов малоинтересен — слишком много времени прошло. На месте поваленного леса давно вырос новый, а других следов катастрофы нет и не было.
Поэтому, прилетев в Ванавару, мы не соблазнились культовой экскурсией, а сразу из деревянного аэропорта отправились на берег, собрали свою байдарку и пустились в многодневное путешествие по одной из красивейших сибирских рек. Мой друг Владимир, художник из Тулы, присматривался к новым пейзажам, а я предвкушал нескучную рыбалку и надеялся, если повезет, на встречу с тайменем.
Примерно в 15 км ниже Ванавары реку преградил неопасный, но бурный порог. Мы решили заночевать в этом месте, довольно популярном у местных жителей. Они приезжают сюда развеяться и порыбачить на праворульных японских джипах и приплывают на длинных лодках-шитиках с могучими японскими же моторами. Чудеса техники, ставшие доступными сибирякам в последние годы российского экономического подъема, доставляются на Подкаменную Тунгуску по зимникам.
Несмотря на посещаемость, место оказалось по европейским меркам рыбным. На стремнине перед порогом паслись окуни и хариусы, а в уловe за сливной струей мне попалась резвая щучка на 1кг. Вся живность была поймана на яркую желто- оранжевую «вращалку» BLUE FOX №2 — мою любимую блесну-погремушку, оправдавшую себя на многих реках.
За порогом потянулись редко посещаемые берега с аккуратными зимовьями. используемыми для соболиной и прочей охоты. Река неслась широко и мощно, лесистые сопки то раздвигались на ее пути, то сходились теснее, сжимая русло и заставляя воды Тунгуски резвее струиться по шиверам. Запах разогретой солнцем пихтовой хвои растекался над сопками и опускался вечером на остывающую воду.
Два дня напряженного сплава с эпизодической ловлей сменялись полным расслаблением на третий день, что позволяло восстановить силы и с чувством, толком и расстановкой предаться рыбалке и писанию этюдов.
Подкаменная Тунгуска течет в высоких крутых берегах, каждую весну очищаемых ледоходом. Пространство от уреза воды до кромки леса обычно составляет несколько десятков метров каменистого склона, покрытого камнями и ободранными кустиками. В лесу — сплошные буреломы и кочкарники, не говоря о мошке с комарами. Отмели усеяны довольно крупным острым щебнем. Найти место для палатки трудно. Зато на камнях удобно сидеть, хорошо устроить очаг, а вид на величественную реку с высокого берега заставляет позабыть все печали.
Ощущение «затерянного мира» мы испытали на первой же дневке на большой, просматривающейся на километры излучине. Эпический пейзаж не был нашей целью, мы просто останавливались в сумерках, когда уже не оставалось времени выбирать место. Широкое однообразное русло не обещало интересной рыбалки.
Наутро Владимир уверенно взялся за кисти и краски, а я отправился осматривать берег. Ниже лагеря небольшой мысок давал отбойную струю растекавшуюся в быстроток, потом тянулось невыразительное бесконечное мелководье. На закате я вышел во всеоружии на мысок и увидел. как охотящийся хариус оставляет круги на воде. До того, как солнце село, я успел выловить нахлыстом на мушку из оленьего меха несколько достойных особей. Азарт требовал продолжения ловли, но в опускающихся сумерках хариуса как отрезало. Все те же всплески охотящихся рыб, но только теперь это не хариус, а крупный елец!
Я отставил нахлыст и взял в руки спиннинг с маленькой блесенкой BLUE FOX. Удивительно, но «вертушку» хватал все тот же елец (до этого случая мне не приходилось ловить эту рыбу на спиннинг)! Как будто стая хариусов в одночасье «сдала дежурство» на перекате стае ельцов. Озадаченный, я ушел на мелководье и там соблазнил кастмастером вышедшую на ночную охоту щуку весом 2 кг.
На четвертый день путешествия мы увидели первое после Вапавары село Оскоба. Когда-то на Подкаменной жили староверы но, как выразился местный житель Владимир, сам уроженец Карелии, теперь они почти все «вымерли».
Здешние поселения давно утратили облик традиционных деревень, какой еще сохранился на Нижней Тунгуске — ни высоких коньков, ни выступающих свесов крыш, ни резных наличников. Дома унылы, много казенных бараков, теперь уже покинутых. В советское время здесь не столько жили, сколько добывали. Оставшиеся охотники и сейчас заготавливают до двухсот собольих шкурок за сезон. Правда, за последние годы цена шкурки понизилась в три раза — ли мода на меха прошла, и упал мировой спрос, то ли закупщики стали прижимистее…
Но сибирское радушие живо. Владимир угощает нас местным деликатесом, — поит чаем с вареньем. Дом и двор его — на зависть гоголевскому Плюшкину: запас сетей, механизмов и всевозможных нужных и ненужных железяк на три жизни вперед. Но и Владимир подумывает о том, чтобы уехать.
За Оскобом встаем на ночевку на относительно ровной косе при впадении речки Чавимды. На слиянии струи ловится жирный окунь, примерно по 800г. иногда хариус, которого в сумерках снова сменяет елец. Вспомнилась фраза из туристических справочников по Подкаменной Тунгуске: «В притоках ловится хариус, окунь, щука…»
В самой Подкаменной с ее более чем 200-метровой шириной рыбы было вдоволь повсюду. На первых 100-150 км от Ванавары было особенно много окуня, и ниже он становился все крупнее. Потом окунь почти исчез, а если и попадался па маршруте, то изредка. Зато стало много щуки.
О том, что ее надо искать «на травах» — появившихся заросших участках доселе чистого каменного русла — нам сказали местные жители. Везде есть хариус, не слишком крупный, но зато попадается в изобилии на любом неглубоком быстротоке.
Большие надежны мы возлагали на урочище Кривляки — несколько десятков километров порогов и шивер на извилистом русле. Владимир из Оскобы предсказал нам поимку в Кривляках тайменя.
На мощной шивере ниже заброшенного поселения солеваров мне показалось, что я ухватил счастье за хвост. Я топил небольшую «вертушку» в глубоких водоворотах за валунами, а как только начинал подмотку, блесну у самого дна хнатал здоровенный окунь, Володя, стоя рядом на камнях, принимал жирного бойца в подсачек до того, как тог успевал оборвать свои нежные губы. Вдруг при очередном забросе мою легкую снасть (легкое удилище, скоростная катушка, леска 00,2 мм) потянуло из рук что-то выдающееся. Спас положение мягкий фрикцион и большой запас лески на шпуле. Всякое ослабление тяги я использовал, чтобы выторговать у подводного чудовища несколько метров лески. Неравная борьба продолжалась минут двадцать, прежде чем над водой показались исполинские лучи хвоста и спинного плавника…
После схватки мне было смешно от того, что я не признал по этим лучам щуку, но в пылу битвы мое воображение кричало: «Таймень!» То же кричал и я сам, пока «зверь» не подошел ближе к берегу. Не могу похвастать, что это я заставил рыбину приблизиться. Скорее всего, ей самой стало интересно посмотреть на московских гостей. В прозрачной воде показалось громадное щучье тело, но как только Владимир шагнул навстречу с подсачеком, хищница развернулась и ушла в глубину. Еще через пару минут наше общество окончательно прискучило щуке, она резко крутанулась, и в моих руках оказалась блесна с остатком вырванной из ее челюсти хрящеватой плоти на полуразогнутом цевье маленького тройника.
Я воспринял развязку с облегчением. Жалко, конечно, что не удалось сфотографировать трофеи, но разве не пришлось бы в любом случае отпустить монстра, весящего с десяток килограммов? Жесткое, пахнущее тиной мясо — разве не об этом приходилось столько раз читать в рыбацких рассказах? Стоит ли ради этого губить хозяйку реки? Но Володя расстроен. Оп подолгу живет на Кенозере в Архангельcкой области и не раз добывал очень крупных щук.
— Все эти байки про жесткое мясо и запах тины относятся к стародавним временам, когда в сети попадались -экземпляры по два пула весом. -говорил он мне. — Чем щука крупнее, тем она слаще!
Я сомневался в словах Володи, пока не представился случай убедиться в его правоте. Несколько раз днем мы видели играющего посреди реки тайменя, когда он показывал над водой свое темное сильное тело в ореоле брызг. Мы пробовали предложить ему в этот момент какую-нибудь лакомую блесну из нашего арсенала, но тщетно — днем таймень не брал.
Однако я не мог удержаться от того, чтобы не бросить весла и не обловить с ходу каждый всплеск.
И вот однажды «колебалку», упавшую точно в центр расходящихся волн, схватила крупная рыба. На этот pаз в моих руках была серьезная тайменья снасть. Рыбина сумела сделать всего один круг почета вокруг нашей лодки и Володя с усилием затолкал в подсачек большую щуку. Он не стал поднимать ее в лодку, и мы отбуксировали спеленатый мотней и прижатый к борту трофей к берегу. Взвешивание показало 7 кг. Чтобы голова рыбы поместилась в трехлитровый котелок, ее пришлось разрубить на части.
Туда же впихнули хребтовую кость, хвост и плавники. Вкус получившейся ухи был без всякого преувеличения, как у благородной рыбы.
Но подлинный кулинарный восторг ждал нас на второе. Куски щучьего филе были уложены в толстостенный котелок вперемежку со слоями репчатого лука. Чтобы блюдо не подгорело на раннем этапе, пока ингредиенты не дали сок, на дно плеснули немного растительного масла. Соль, черный перец, лавровый лист — и полтора часа томления на углях под крышкой. То, что получилось в итоге, не поддается описанию. Нежнейшая плоть, тонкий изысканный аромат и при этом никакой резкости и избыточной жирности, чем в подобном исполнении отличалось бы блюдо, например, из семги… Большая щука в сравнении даже с благородной рыбой — это то же, что и выдержанное французское шампанское в сравнении с французским же хорошим вином. Просто другая песня.
Но этот праздник был с нами уже после Кривляков. На шиверах и быстротоках ловля хариуса была активной почти в течение всего дня, а особенно на закате. Хариус неизменно хорошо брал нахлыстовую мушку, но с байдарки сподручнее было ловить на вращающуюся блесну №1-2, особенно если в ее оснастке присутствовала красная бусинка или пучок красных нитей. Я старался забросить блесну прямо по ходу и немного в сторону, чтобы закончить проводку до того, как приманка начнет туго сверлить воду сзади, увлекаемая бегом лодки. Я предвкушал вечернюю охоту, но погода испортилась, и всякий клев прекратился почти на два дня.
На выходе из урочища мы остановились на ночевку у порога Медвежьего. Продолжался несильный дождь, который обычно не бывает препятствием для клева, но соблазнительный с виду nopoг оказался, несмотря на все мои ухищрения, безжизненным. Boт уж не ожидал такого бесклевья в Сибири!
Вскоре после Кривляков, в селе Мирюга нас ожидал сюрприз. Здесь выяснилось, что дома при распечатке карты с диска я случайно пропустил целый лист. До Байкита и самолета, на который у нас уже были билеты, нам оставалось не 200 с небольшим, а почти 400км. У нас не было иного выхода, кроме как форсировать движение.
Мы вставали на ночевку в сумерках и снимались как можно раньше. Рыбу ловили только с ходу — крупных щук «на травах». Про ночную охоту на тайменя пришлось забыть. Очередную дневку мы позволили себе только после того, как, совершенно вымотавшись, за четыре дня одолели 220 км.
Па этой дневке в последний раз мы искали сердолики, которые по мере сплава попадались все реже. Я шел по кромке воды, вглядываясь в мокрые камни против света заходящего солнца. Сердолики загорались прозрачными огоньками, от светло-желтых, белесых, до красно-коричневых, глубокого тона. Попутно механически, почти ие поднимая глаз, я бросал «колебалку» поперек течения.
Уже недалеко от берега, на мелководье, схватила щука, но через несколько секунд сошла. Я бросил второй раз — хищница схватила и тут же выплюнула. Было ясно, что щука разозлилась, но третий раз вряд ли тронет ту же блесну. Не давая щуке «остыть», я схватил оказавшийся под рукой легкий спиннинг с оранжевым виброхвостом, сделал заброс. Рыба на 3 кг заглотала так, что хвост приманки торчал сзади из-под жаберной крышки.
Еще через три дня напряженной гребли мы устроили последнюю перед Байкитом дневку. Это был единственный на нашем пути ровный 6epeг из гладких каменных плит. Река, насколько хватало глаз, текла быстро и широко.
Вечером воздух наполнился мелодичным плеском — буквально на каждом квадратном метре необъятного разлива кормился хариус. В болотных сапогах я доходил чуть ли не до середины реки, вольготно играя нахлыстовым шнуром. Если мушка была сухой и лежала на воде подобно готовой взлететь поденке, хариус хватал азартно и засекался надежно. Намокшая и слегка притопленная мушка, по-видимому, расценивалась рыбой как верная и потому менее интересная добыча. Хариус подходил к такой приманке разборчивее, подсечь его удавалось чаще за край губы, что при вываживании на струе нередко приводило к сходу.
Примерно такой же стиль поклевки наблюдался во время подтягивания мушки против течения при собирании шнура, когда она шла в толще воды.
Вечером мы устроили прощальный ужин с фейерверком из запасенных для беседы с медведем светошумовых патронов. Горы гремели. Чтобы оценить эxo, крикнули традиционное: «Кто украл хомуты?!» Несколько обычных «ты… ты… ты…» — и после долгой паузы явственно от дальних сопок отразилась вся фраза!
Такого эха, как над Подкаменной Тунгуской я не слыхивал нигде!
А. Афанасьев.
По материалам журнала РЫБОЛОВ