Ловля форели в Карпатских горах
После отдыха с семьёй в турции, мы брали горящие туры в Турцию, решил съездить на Карпаты — карпатские горы особенные. Красивее их, пожалуй, ничего нет. Впрочем, это, как говорится, дело вкуса каждого, дело любителя. Но даже с учетом вкуса к Карпатам ни один человек не остается равнодушным. Да как останешься равнодушным, если на каждом шагу бросаются в глаза такие пейзажи, что невозможно оторвать глаз.
Издали горы кажутся голубыми, они как бы завешены нежной голубой вуалью. Но когда видишь их вблизи, когда едешь по горным дорогам или идешь по горным тропам, то они предстают перед глазами уже не голубыми, а зелеными-зелеными. И зелень эта яркая, сочная, свежая, словно ее сейчас только вымыли водой.
И везде текут горные ручейки. Один еле слезится среди травы, другой бежит, говорлив и быстр, третий промыл себе русло и уже шумит вовсю. Все бегут вниз, впадают в более крупные ручьи, а те уже в реки — Днестр, Стрый, Прут, Черемош. Весной и в сезон летних дождей ручейки и реки, кажущиеся с первого взгляда мелководными и невзрачными, превращаются в бешеные ревущие потоки. Они катят по дну такие валуны, что их не под силу сдвинуть даже трактору.
Все это мы наблюдаем с Алексеем, проезжая на мотоцикле по каменистой горной дороге, петляющей между зеленых гор. Мы едем в село к нашему общему знакомому деду Степану на рыбалку. Он обещал показать нам место, где водится горная форель, рыба, которая, как говорит дед, не каждому дается в руки.
Нам с Алексеем доводилось ловить всякую рыбу, но форель еще не приходилось. Зато наслышались мы о ней столько, что не могли дождаться выходного дня. Запаслись всем, что любит эта осторожная рыба. Накупили в магазине искусственных мушек, наловили жуков, запаслись червями, а вдобавок набрали в горном ручье личинок ручейников, носящих на себе свои забавные домики.
Встретил нас дед Степан, как и подобает встречать друзей, весело и гостеприимно. Угостил ужином, побаловал даже сотовым медком и устроил спать на сеновале.
ставшие за день и убаюканные сверчковым пением, мы заснули, как убитые. Разбудил нас дед Степан очень рано, когда было еще темно. Сизый туман сплошной пеленой стлался по низинам, скрывая под своим пологом деревья и кусты.
— Далеко идти, дед Степан? — спросил я, когда мы выходили со двора.
— Нет. Недалеко. Тут рукой подать. Через полчаса будем на месте.
И он размашистым шагом пошел впереди нас. Мы еле поспевали за ним.
— А ты, что же, без удочки, дед? — спросил Алексей.
— А мне она без надобности. Ловить-то будете вы, а я только покажу вам место. Я могу ловить в любое время, а мне хочется, чтобы вы половили, чтобы повоевали с этой рыбой.
Дальше пошли молча. И хотя небо посветлело, между гор внизу еще стояла темнота. Птицы давно проснулись и славили занимающуюся зарю. Постепенно темнота начала рассеиваться, и мы уже хорошо различали лица друг друга.
— Ну, вот и пришли, — сказал дед Степан, остановившись возле густых зарослей ольхи, и мы сразу услышали монотонное журчание воды.
— А тебя что, дед, наверно, мучает ревматизм? — тихо спросил деда Алексей.
— Почему мучает? Нет, слава богу.
— А чего же ты летом валенки обул?
— Валенки? — переспросил дед, загадочно улыбаясь. — А вот увидишь зачем. Вам тоже нужно снять обувь, если хотите быть с уловом, — еле слышно проговорил дед. — Дай мне удочку.
Алексей покорно передал ему удилище.
— Идите за мной, — сказал дед шепотом. — Но только идите на цыпочках и ни гу-гу. Рыба очень осторожная, и если услышит, что к берегу кто-то подошел, а тем более, не дай бог, увидит вас с удочкой, — считай пропало.
Мы с Алексеем, соблюдая предосторожность, шли за дедом. Он тихо подошел к кустам и, не выходя на самый берег, тихо кинул из-за куста на воду леску, на крючке которой красовалась нарядная искусственная мушка. Леска и поплавок плавно легли на воду, и поплавок сразу бешено запрыгал на буруне. Не прошло и полминуты, как дед выхватил из воды великолепную рыбу граммов на двести.
— Вот вам и улов, — гордо сказал он, снимая с крючка рыбу и передавая ее мне.
Мы начали с интересом рассматривать незнакомку. Смотрели и удивлялись. Такой рыбы мы еще не ловили. Всякая рыба по-своему нарядна, но эта превосходила всех. По темной спине и бокам были разбросаны цветные пятнышки — оранжевые, черные, красные, со светлым или голубоватым ободком. Вся она как бы светилась. Не залюбоваться такой рыбой просто нельзя. И нас сразу охватил лихорадочный азарт. Хотелось поскорее самим поймать такую.
— Эту рыбу у нас в Карпатах гуцулы называют пструги, — сказал дед. — А еще ее называют пеструшкой вот за эти самые пятнышки на теле, ну а по-научному ее величают форелью. Дерзайте, ловите, но только я вот вам что скажу — чаще меняйте места. Она — рыба осторожная. Как только заметит, что на берегу рыбак, — все, не будет брать. Хоть ты прикармливай, хоть давай самого жирного жука или кузнечика — все напрасно. Поэтому осторожность и еще раз осторожность, — напутствовал дед.
Вскоре он ушел домой, а мы с Алексеем остались. Я отправился вниз по ручью влево, а Алексей — вправо.
Уже рассвело. Вокруг стоял угрюмый хвойный лес. Горы, подступив друг к другу, образовали зеленое ущелье. По дну этого ущелья среди хаотического нагромождения камней протекал довольно широкий ручей. Местами он сужался, местами разливался небольшими плесами. Всюду громоздились большие и малые валуны, которые натаскал сюда ручей еще весной, когда талая вода придала ему огромную силу. Ширина ручья местами достигала семи метров. Слева прямо из воды поднималась высокая скала. Берега густо поросли ольхой, березами, елями. Местами подмытые еще с весны ели упали в ручей с обеих берегов и легли крест-накрест, перегородив ветвями струю воды. Это место — сущий рай для форели.
Не выходя из-за кустов, я закинул удочку, стараясь попасть мушкой на место поспокойнее, но леска чуть задела за ветку и поплавок лег в самый бурун за камнями. И я сразу же почувствовал, что рыба взяла, причем взяла решительно, жадно. Я подсек, и в руках у меня затрепыхала первая форель. Я торжествовал. Как хотелось, чтобы в эту минуту возле меня кто-нибудь был, хотелось похвастаться добычей.
Но я был один. Алексей где-то прятался за кустами и ничем себя не выдавал. Я снова забросил в то же место. И снова поклевка. И какая рыба! Граммов на пятьсот, сильная, красивая. В течение десяти минут я поймал трех великолепных рыб. Потом клев прекратился. Сколько я ни бросал в то добычливое место, но ни одна не взяла. «Нужно сменить место», — подумал я, вспомнив наставление деда. Переместился вниз метров на двадцать. Здесь ручей был чуть шире, но еще более загроможденный упавшими деревьями. Повсюду лежали наносы разного мусора и камней.
Я осмотрел мушку и хотел было ее забросить в воду, но в эту минуту мое внимание привлекла небольшая птица величиной с дрозда, с белой манишкой и с коротким вздернутым хвостом. Она села на камень в пяти метрах от меня и, очевидно, напуганная неожиданной встречей, начала делать реверансы. Я не сразу признал в этой птице оляпку, живущую в тех же диких, глухих местах, что и форель.
Несколько секунд она рассматривала меня, а потом вдруг подпрыгнула и нырнула в воду. Я был ошеломлен. И хотя мне раньше приходилось читать о повадках этой птицы, но сам я никогда не видел ее в водной стихии. Я видел, как птица бежала под водой, помогая себе короткими крыльями, что-то склевывала на дне, потом, как пробка, выскочила из воды и снова села на камень. А кругом тишина, тишина. Только слышалась монотонная песня ручья.
На новом месте я поймал еще три рыбы. Взошло солнце, и клев совсем прекратился. «А может быть, рыба перестала брать потому, что заметила меня?» — подумал я. Заменил мушку на живого жука. Тот, распластав на воде крылья, забавно шевелил лапками, но рыба все равно не клевала. Тогда я перешел еще дальше по ручью, спрятался за кустом и, вынув из бутылки с водой живую личинку ручейника, насадил ее на крючок. На этот раз форель взяла ее моментально, но, видимо, заметила какой-то подвох и сразу же выбросила насадку. Все. Рыбалку нужно было кончать. Но я твердо решил прийти сюда с Алешей и вечером.
Алексей поймал пять таких же рыб и, очень волнуясь, рассказывал мне по дороге в село, как он их ловил…
Дед Степан встретил нас восторженно.
— Хорош улов. Удачники вы. Не каждому дается эта рыба. Вот и наши мужики ходят на этот ручей, а приходят почти всегда с пустыми руками. — От дедовой похвалы мы просияли.
— А может, у мужиков снасти не очень? — заметил я.
— Может, и не очень, да только снасти снастями, а ежели сноровки нет, то хоть лови, хоть плюнь — все одно. Ну, ладно. Давайте же я теперь попрошу свою бабу, пусть она сварит с вашей рыбы ушицу. Не возражаете?
— Да ты что, дед! Конечно, пусть варит!
Пока мы разговаривали с дедом о том о сем, поспела уха. Что это была за уха! Такой ухи мне еще никогда не приходилось есть. Одно объедение! Наваристая, жирная, душистая. Нежное, с розовинкой мясо буквально таяло во рту…
Солнце еще только начало клониться к закату, а мы с Алексеем были уже на ручье. Чем ниже опускалось солнце, тем длиннее становились тени. В ущелье лучи уже почти не проникали, и оно прямо на глазах затягивалось легкой кисеей тумана. В лесу горланили птицы. Мы с Алексеем начали ловлю, спустившись чуть ниже от того места, где ловили утром. Опять нам сопутствовала удача, но теперь форель не клевала ни на мушку, ни на жука. Зато великолепно брала на червя. А черви, подкормленные нами еще со вчерашнего дня постным маслом, представляли для форели настоящий деликатес. Форель хватала жадно, мы за час взяли по пять рыб и, уже не заезжая к деду, полные впечатлений, поехали домой.