Рыбалка на реке Беседь
Написал письмо заведующему почтовым отделением города Ветка с просьбой посоветовать, где лучше остановиться и можно ли устроиться с жильем. Офицер запаса Леонид Павлович Леонов (мы друг друга совершенно не знали) прислал весьма любезный ответ: «Река Беседь — небольшая, но рыбная. Вокруг красивые грибные леса. Замечательный воздух.
Одним словом, места курортные. Приезжайте». И мы с женой поехали. Прибыли в небольшую деревушку, в двадцать дворов, Ново-Ивановку, что в 10—12 км от города Ветка. Место действительно прекрасное: рядом с деревней смешанный лес с преобладанием сосны и дуба. Исключительно хороший, напоенный сосновой смолой воздух.
Много грибов, есть малина. И главное — вокруг торжественная тишина. Метрах в ста пятидесяти от деревни протекает небольшая река Беседь: быстрая, извилистая, неглубокая, с берегами, заросшими кустарником. Впадает она в реку Сбж. В первый день я вышел на рыбалку со спиннингом, с набором разнообразных блесен. Посмотрел на реку, а бросать блесну вроде бы и некуда: мелко, дно песчаное, местами поросшее водорослями. Вода чистая, прозрачная, но рыбы не видно. Отправился искать омуты, заводи. Полдня бродил по берегам Беседи. Сотни забросов, шесть потерянных блесен. И безрезультатно.
На следующий день взял поплавочные удочки. Так как в песчаной местности достать червей трудно, решил ловить на хлеб (черный и белый), сдобренный анисовым маслом. На этот раз я был с уловом. Но с каким! Мелкие плотвички, красноперки, уклейки… Некоторые были настолько малы, что пришлось отпустить их в воду. То же самое на второй и третий день.
Неужели весь отпуск буду ловить уклеек и двухвершковых плотвичек? Надо менять насадку. Под крутым высоким берегом отыскал полоску черноземной земли и накопал червей. Теперь уже я ловил донными удочками. Попались несколько ершей, пять пескарей и один голав-лик… Чем объяснить эти неудачи? Нет рыбы в реке? Но не могли же надо мной так зло подшутить! Однажды вечером прогуливались мы с женой по берегу реки, любуясь живописным пейзажем. Широкий ярко-зеленый луг, синие, в дымке, полосы дальнего леса. Изумрудно-зеленое извивающееся ожерелье прибрежных кустов.
— Чудесно! — невольно воскликнул я.
— И чудесно и чудно! — улыбаясь, сказала жена.
— Что чудно?
— А то, что ты за неделю не принес ни одной порядочной рыбы. А между тем рыба в реке есть. Просто ты ловить не умеешь…
Проследив за ее взглядом, я увидел загорелого лет тринадцати парнишку с белесыми волосами. В одной руке он держал кривое ореховое удилище, а в другой — кукан, на котором было пять или шесть щурят граммов по триста-четыреста… Я в недоумении. Где же он ловил, на что?
На следующий день я постарался с ним познакомиться. Произошел «профессиональный» разговор. Оказалось, что ловил он обычной удочкой с пробковым поплавком довольно просто: насаживал уклейку или плотвичку на большой крючок и пускал по быстрому течению к донной траве, где, как всегда, «дежурят» щуки. Они-то и хватают рыбешку.
Просто? Очень. Но не ново. Это «азбучная» истина, что щука и окунь, как правило, стоят в траве, у коряг, камней и нападают на зазевавшуюся рыбку. Как же я не учел этого? Назавтра мы отправились на рыбалку вместе. В 1,5 км от деревни был наплавной мост, по которому на автомашинах возили зерно. Ниже моста плавали стайки плотвичек и уклеек и с благодарностью хватали зерна, падающие в воду. Иногда в погоне за зернами рыбки подплывали к траве и оказывались в зубах хищных щук.
Сережа, так звали моего спутника, вынул из-за пазухи кусок ржаного хлеба, накрошил его на ладонь, поплевал, помял, скатал небольшой комочек, насадил на жало крючка и забросил. Рыбки стремительно наскочили на хлеб. И вот первая уклейка в руках юного рыболова. Он тут же насадил ее на крупный крючок наискось туловища острием к голове и бросил по течению.
Большой пробковый поплавок поплыл к подводным водорослям. Я молча наблюдал за действиями Сережи. Делал он все быстро, ловко. Леска кончилась. Он медленно, чтобы не сорвалась насадка, подтянул несколько метров лески к себе, а затем снова начал понемногу отпускать. Через несколько минут поплавок скрылся под водой. Сережа подсек, спустился с моста на берег и вытащил щуренка. Спустя часа три на его кукане болталось пять щурят граммов по триста-пятьсот каждый. Ведь это же улов, а не уклейки и двухвершковые плотвички!
Полученный у «профессора» урок усвоен. На следующее утро я ловил спиннингом и делал все так, как Сережа. К полудню у меня — четыре щуренка, у Сережи — шесть. Несколько дней мы рыбачили вместе. Хотя мои снасти лучше Сережиных, но каждый раз его улов был больше моего. Потом я увлекся грибами и два дня не был на реке. Когда я вновь встретился с Сережей, он спросил:
— Почему вы не ходите на рыбалку?
— Жене надоели щуки.
— А вы язей ловите.
— А разве они есть здесь? — удивился я.
— Есть. Много.
— Где же?
— Повсюду, где тихо и кусты свисают над водой.
— И на что их ловят?
— На кузнечика. Нахлыстом.
Я никогда не ловил нахлыстом и, естественно, подумал, что у меня нет ни подходящей удочки, ни лески, о чем и сказал Сереже.
— А зачем специальная удочка и леска? — чистосердечно удивился он.— Вы просто снимите поплавок и грузило, а леску сделайте подлиннее, чтобы можно было закидывать из-за куста.
Утром я взял самое длинное удилище, из зеленой лески сделал поводок и, наловив на лугу кузнечиков, пошел рыбачить нахлыстом. До обеда я поймал восемь небольших подъязков и две стограммовые плотвички. Но рыбалка нахлыстом у меня не ладилась: крючок с кузнечиком не хотел далеко лететь, а сами насекомые почему-то сразу тонули. Сережа встретил меня на улице и вопросительно посмотрел на кукан.
— Это все?
— А ты больше ловишь?
— Я редко хожу за язями, но приношу гораздо больше. Бабушке надоедает их чистить. Вы с Павликом сходите.
— А кто это Павлик?
— Он через дом от вас живет. Хотите, я его позову? Павлик оказался таким же белобрысым парнишкой, как и Сережа.
Мы договорились, что завтра, после того как прогонят коров (в обязанности Павлика входило утром гнать корову в стадо), мы пойдем за язями. Так я познакомился со вторым «профессором» рыбной ловли в Ново-Ивановке. Мы вышли за околицу, и я направился на луг наловить кузнечиков.
— Куда вы? — спрашивает Павлик.
— За кузнечиками.
— Луговые кузнечики для ловли нахлыстом не годятся.
— Как? Разве кузнечики бывают разные?
— Конечно. Те, что на лугу, зеленые, жирные и тяжелые. Они сразу тонут. На них ловят только окуней.
А те кузнечики, что водятся на сухих песчаных местах с жухлой травой, желтые. Они на воде не тонут. Мы направились к кладбищу. Вот и сухая поляна. Первый же пойманный кузнечик подтвердил слова Павлика: он сухой, пепельно-желтый, а брюшко светло-желтое. Я собирал кузнечиков в пустую спичечную коробку, а Павлик в бутылку.
— Из коробки их трудно вынимать — выпрыгивают,— говорил он. Из бутылки сразу больше одного не выпрыгнет.
Кустарник рос вдоль берега полосами или отдельными группами. Я кивнул на полосы и предложил идти к ним.
— Нет, там хуже. Где много кустов, там кузнечики в воду не прыгают, и рыба их почти не знает.
Павлик выбрал небольшую группу кустов, свесивших ветви к самой воде. Не доходя до них метров сорок-пятьдесят, он прошептал:
— Они хитрые. Надо подходить тихо.
Мы замедлили шаг. Пригнулись. Подражая Павлику, я ступал осторожно. Только когда Павлик разматывал свою удочку, я обратил внимание на его леску, сплетенную из волос конского хвоста. Четыре верхних колена из восьми волос, следующие четыре из шести, потом из четырех. Заканчивалась леска двухметровым поводком из жилки 0,25 мм.
— Смотрите, как надо ловить,— сказал Павлик.
Он вытряхнул из бутылки кузнечика и бросил его через куст. Едва кузнечик коснулся воды — всплеск, и он исчез. Затем Павлик насадил другого кузнечика на крючок за нижнюю часть шейки и сделал заброс. Легкий бурунчик на воде—и первый подъязок на кукане.
— Поняли? — шепотом спросил Павлик.
— Понял.
— Идите к тем кустам,— показал он удилищем на соседние кусты.— Только не берегом, а подходите со стороны луга.
Я молча кивнул головой и ушел. Забросы у Павлика были красивые, плавные, на всю длину лески. У меня же так не получалось — и сноровка и леска не те. При первом же забросе (а он был неудачный, у самого берега) я убедился, что «сухие» желтые кузнечики действительно не тонули. Иногда я поглядывал в сторону Павлика, изучал его забросы.
К полудню мы закончили рыбалку. Улов по сравнению с прошлыми у меня был астрономический — тридцать два подъязка, большинство из них примерно граммов по семьдесят пять—сто и пять — более крупных. Ходить каждый день на рыбалку Павлик не мог — он присматривал за четырехлетней сестренкой. Поэтому мы не встречались несколько дней. Но как-то вечером он зашел ко мне.
— Завтра мамка будет мешки штопать, и я смогу пойти на реку. Хотите, пойдем ловить крупных язей?
Я, конечно, согласился. Мы ушли за 3 км от деревни вверх по течению. И вот место «больших язей»: река делает влево крутую излучину, там узкая протока; у правого берега метров на пять-семь — мелководье с чистым, как яичный желток, песком, поросшее редкой осокой и камышом. Мы осторожно, стараясь не шуметь, подошли к берегу.
— Смотрите на воду между камышей.
Я с напряжением смотрел в воду и вдруг почувствовал, как по шее и затылку у меня поползли «мурашки»: стайка язей, каждый длиной 25—30 см, медленно проплыла, сверкая серебром чешуи. Павлик отошел от берега. Я последовал за ним.
— Приготовьтесь,— шепнул он.
Я размотал леску и насадил самого крупного кузнечика. Осторожно мы снова подошли к воде. Язи ушли, но ждать пришлось недолго. Показалась новая стайка. У меня лоб покрылся испариной, задрожали руки. Сделал заброс. Легкая леска повисла па метелках камышей. Кузнечик раскачивался как маятник. Стайка язей проплыла дальше. Снова ожидания и забросы, далеко не все удачные. Но к концу рыбалки восемь отличных язей все-таки красовались у меня на кукане.
Быстро пробежали дни отпуска. Незаметно подкрался предпоследний день. Завтра нам уезжать. Под вечер пришли мои добрые учителя. Я был им очень благодарен. Довольно часто мы, рыболовы, наши неудачи приписываем нехватке рыбы в реке. Однако местные жители подсказывают нам и дают «ключ», с помощью которого открывается путь к успехам.
Мы сидели во дворе на разостланной плащ-накидке. Был лимонад, конфеты, печенье. «Профессора» скромно, не торопясь и стесняясь, угощались. Но не лакомства занимали их вниманне. Здесь же лежали мои рыболовные снасти, и мальчишки не сводили с них глаз. В районном центре, в Ветке, очень бедный выбор рыболовных принадлежностей. До Гомеля 80 км. Где же ребятам достать хорошие крючки и лески?
Сереже я подарил спиннинговую катушку, двойники, тройники, леску 0,5 и 0,8 мм. Павлику достались кованые крючки jYe 3—7, леска 0,15 и 0,30 мм и одно бамбуковое удилище. Ребята, крепко сжимая в руках подарки, вопросительно смотрели на меня: а не раздумаю ли, не возьму ли назад столь желанные и недоступные им вещи?
Нет, милые мои «профессора», все это ваше! И, чтобы скорее успокоить, я предложил им отнести все домой, а лотом пройтись по высокому берегу реки. Они мгновенно исчезли и не вернулись. На прогулку мы пошли с женой одни. Большое с легким малиновым оттенком солнце опускалось за дальний лес. Весь горизонт золотился, предвещая на завтра ясный, солнечный день. Воздух был прозрачным. Пахло смолой. Стояла тишина.
— Как чудесно,— проговорил я и искоса посмотрел на жену, не скажет ли она: «И чудесно и чудно» — как в первые дни нашего отдыха. Нет, не сказала.
Последний вечер на Беседи. Почему Беседь? Не потому ли, что она быстрая, извилистая, и вода ее, омывая песчаные берега, струясь меж кустами и тростником, словно беседует, шепчется с ними? Или потому, что быстрые мелкие серебристые волны бегут, журчат, переливаются, горят искорками живых глаз. Так и хочется поговорить, побеседовать с ними. Пришли попрощаться мои юные друзья. Я прижал их к себе.
— Милые мои ребята! Счастливое у вас детство. Но какою ценой оно завоевано? Двадцать лет назад здесь, на Соже, шли ожесточенные бои за освобождение Белоруссии, Гомеля, вашей родной деревни. Многие люди пролили здесь свою кровь и отдали жизнь. Любите свою Родину, как любили ее они. Учитесь, и хорошо учитесь!
Ребята притихли. Над широким лугом поднималась вечерняя дымка тумана, окрашенного золотом заката. Снижаясь над лугом, тянулись стайки диких уток…
— До свидания, Беседь! Милая, быстрая, вечно шепчущая, что-то рассказывающая река. Мы еще встретимся!