Письмы с Дона
Мне всегда был интересен парашютный спорт, поэтому я искал статьи в интернете, и как вы могли догадаться нашел много интересного, например, на сайте, я нашел массу полезной информации о парашютном спорте. И решил-таки заняться этим спортом, в комментариях предлагаю обсудить этот момент, может быть кто-то уже занимается, а может кто-то сможет посоветовать с чего начать.
В Дону, как и во многих реках нашей страны, издревле обитает рыбка-синец (синьга, сопа). Это — плоская, как лепешка, сухая и костлявая рыбка, похожая на белоглазку. По литературным сведениям, синец выростает до 45 см, но у нас за последние 50 лет не встречался «мощнее» 15 см. В сети эта рыбка попадает в ничтожном количестве. Как вид, она потеряла всякое значение. Статистика промысловых уловов относит ее к группе малоценной мелочи.
Не в почете синец и у нашего брата-удильщика. Да и какой тут может быть почет, за какие качества? На крючок синец попадается, как говорится, раз в год по .обещанию и ничем не привлекателен. Иные даже названия такого не знают — синец, не отличают его от подлещика, густеры, белоглазки. Словом… Словом шли годы и десятилетия, и синец ни у кого никакого интереса не возбуждал. Если же иной раз попадался в сеть или на крючок, то вызывал ироническое замечание: кошачья радость…
Но вот осенью 1954 года синец вдруг стал на Дону знаменитой рыбой, причем прочно вошел в словарь местного населения под названием — синьга. В следующие два года слава синьги еще больше поднялась, за нею стали охотиться не менее усердно, чем за сазаном.
Что же случилось, какими своими качествами синьга неожиданно вызвала такой повышенный интерес?
Случилось то, чего многие не ожидали, но чего следовало ожидать. Достаточно было этой «кошачьей радости» попасть в иные, более благоприятные условия существования, как за два года она стала достигать 30—40 см роста, а по жирности и вкусовым качествам не уступала знаменитому рыбцу. При первом «ознакомлении» с такой синьгой даже не верилось, что это наш худосочный синец.
— Вполне гастрономическая штука,— заключил на наших глазах страстный удильщик Иван Яковлевич Егоров, разделавшись с добрым куском синьги и вытирая облитые жиром пальцы.— Жаль, что только в Цимлянском море ловится.
И действительно: в то время как в Дону, ниже Цимлянской плотины, по-прежнему кое-где плавал тот же тщедушный синец, еще больше отощавщий и измельчавший от оскуднения кормовых запасов, синьга выше плотины буйно размножилась, росла и жирнела.
Причина ясна: плотина задерживает львиную долю кормовых запасов, которые прежде сносило течением в Азовское море. Концентрация зоопланктона и трехгодичный запрет облова водохранилища (с 1952) создали там для синьги новые благоприятные условия существования. Скудное стадо этой рыбешки, которую даже иные ученые пренебрежительно называли малоценной и «сорной» рыбой,— быстро размножилось. Синьга стала конкурировать с лещом, обогнала по жирности рыбца. «Сорный» синец стал ценной промысловой рыбой, что подтвердилось уловами 1953—1955 годов.
— Вот замечательно! — воспламенится рыболов-спортсмен, москвич, ленинградец, горковчанин, прочитав это сообщение.— Надоев очередной отпуск махнуть на Цимлянское море, половить синьгу.
Но тут мы вынуждены разочаровать вас товарищи рыболовы. Такой синьги, а тем более в большом количестве, снова уже нет в водохранилище. Теперь даже в промысловые орудия лова она попадается все меньше и мельче. Но, что же случилось? Изменилось одно из условий ее существования: трехлетний запрет облова давно кончился.
Теперь «просторы степного моря бороздят сотни самоходных судов рыболовецкого флота»,— торжествует газета «Вечерний Ростов» (от 17 ноября 1958 г.), не учитывая горького опыта прошлого или не понимая значения происходящего. А ведь понять пора бы. Трудно ли обезрыбить крошечное Цимлянское море, если мелкоячей-ными неводами опустошили\’ Азовское, изрядно уменьшили \’запасы Каспия и других? Для этого достаточно потерять чувство меры в добыче. В таком случае при современных способах и орудиях лова совсем не хитро в 2—3 года полностью «обловить», вернее опустошить любой внутренний, закрытый, водоем страны.
***
Летом 1955 года Рогожкинский рыбхоз выпустил в Дон 180 миллионов мальков леща, судака и сазана — почти вдвое больше задания. Это был первый вклад в запасы рыбы Азовского моря за счет искусственного разведения. Но выпустили не. всех мальков, имевшихея в нерестово-выростном пруду. Аздонрыбвод* дал указание: задержать часть сазанчиков, вырастить 186 тысяч штук до «товар* ного размера» в 200—225 граммов и осенью сдать их рыбцеху.
Работники рыбхоза недоумевали и возмущались: с каких это пор сазанчик в 200 граммов стал товарной рыбой? и можно ли в условиях рыбхоза, без специальной подкормки успешно выращивать сазанчиков? Как избежать заболачивания пруда, если держать там воду до осени?
Однако «товарная» продукция была уже где-то запланирована, кому-то обещана. Пришлось задержать в пруду полмиллиона мальков сазана, а с ними остались до десяти миллионов лещиков. Иначе, при существующей технике спуска, и не могло быть; не особенно отличаясь друг от друга по росту, они и скатывались вместе, а не по породам. А пруд в основном лещевый.
Стали «выращивать», то есть ждать. Летний зной усиливался, вода в пруду испарялась, начала зеленеть. Появились признаки замора рыбы от недостатка кислорода, и хотя насосная станция подавала свежую воду, все же дело кончилось неважно. Осенью, когда нельзя было больше ждать, решили сдать рыбу. Тогда обнаружилось, что лещики почти все погибли, сазанчиков осталось процентов сорок, а средняя «мощность» их всего 136 граммов.
Такую «товарную» продукцию не хотел принимать даже рыбцех, не отличающийся особой разборчивостью. Работники рыбхоза с ног сбились, пока им удалось сбыть часть сазанчиков на зарыбле-ние Веселовского и других водохранилищ, другую — рыбцеху. Остальных 17 тысяч штук пришлось-таки выпустить. «Купцов» на них не нашлось.
— И то добре, утешали себя работники рыбхоза,— хоть часть пошла в Азовское море.
Впоследствии, однако, выяснилось, что в море скатились далеко не все. Сазанчиков, попавших при выпуске сначала в ерик Лагут-ник, тотчас же стали ловить там сетями некоторые жители прибрежных хуторов. Хуторян, конечно, не интересовали полграммовые мальки леща, выпущенные рыбхозом в начале лета. В то время их не заинтересовал бы и крохотный малек сазана. Другое дело осенью тысячи сазанчиков по 125—150 граммов. На таких нашлось не мало «любителей»…
Рассказывая об этом «подвиге» хуторян, спортсмен-удильщик, работник Пединститута Николай Иванович Дериглазов возмущался:
— Безобразие! Когда только выведутся такие хапуги! — Немного остыв, он добавил с горечью: — Впрочем, чего ждать от них, если сами деятели рыбной промышленности в погоне за фальшивыми центнерами поощряют колхозы ловить малявку. Пример, надо сказать, малопедагогический…
Чувствуя, что приятель готов снова распалиться, теперь уже по поводу бездумного злоупотребления приловом недомерков и молоди, мы вернули его внимание к сазанчикам:
— А что сделали ваши институтские удильщики, когда наткнулись на браконьеров?
Николай Иванович досадливо махнул рукой:
— Ничего особенного. Подняли, конечно, крик на весь ерик, пригрозили позвать инспектора, отобрать снасти. Хуторяне смотали сети и до вечера не появлялись на ерике. Но кто поручится, что с понедельника они не возобновили лов?
Нашу беседу до этого молча слушал другой удильщик Николай Пчелкин, но тут, видимо, не выдержал.
— Вот так и получается,— наливаясь краской гнева, сказал он.— Рыбхозы искусственно выводят рыбу, чтобы восстановить запасы, а хапуги, не гнушаясь, ловят сетями мальков! На]днях, на утренней заре, я столкнулся с подобными ловцами на наплавном мосту через Дон. Разумеется, стал протестовать, меня поддержали другие удильщики, но браконьеры продолжали орудовать черпаками с мулежной сетью и жаловаться… Они, видите ли, в ту ночь мало наловили мальков, всего по четверти мешка, тогда как другие по полмешка захватили и еще затемно понесли улов на рынок.
Рассказ Пчелкина возродил перед глазами знакомую картину торговли молодью рыбы на рынках Рбстова, Таганрога, Новочеркасска. Спекулянтки, почти всегда одни и те же, стоят там ежедневно, выложив перед собой десятки «кучек» подлещиков, таранушек, уклеек, сазанчиков, судачков, красноперок, карасей, линей — и предлагают их покупателям. Величиной эти мальки обычно с палец, иногда чуть крупнее или мельче. Удильщики, да и не только они, не раз выступали в газетах, требуя запретить преступный лов и продажу такой молоди. Но воз и ныне там. Да и может ли быть иначе, если даже начальник Аздонрыбвода, обманывая себя и других, кивает на то, что в тех «кучках» почти сплошь «сорная» рыба?
— Понятно,— многозначительно буркнул Дериглазов, когда замолк Пчелкин.— Это они продают для кошек! Так говорят спекулянтки. Кошачий корм выдумали, паразиты. Впрочем, чему же тут удивляться, если наши рыбохозяйственные деятели выдумали теорию «сорной рыбы». Добытчикам этак вольготнее: лови хоть мо-лявку, лишь бы центнеры натянуть для плана. Отвечать же за нее не надо — ведь она «сорная»…
Ох уж эта теория… Сколько рыбы, особенно молоди разных пород, загубили и еще губят у нас промысловики, прикрываясь теорией «сорной» рыбы? Вот еще один из наглядных примеров. В Веселовском водохранилище (на Маныче) водился серебряный карась — весьма плодовитая, быстрорастущая и жирная рыба. По своим биологическим и другим особенностям она могла с успехом размножиться здесь и стать постоянным объектом промысла. К этому, собственно, дело и шло. В результате некоторого ослабления сетевого лова в годы войны карась развился до промысловых размеров, а весной 1947 года дал огромный приплод. Насколько велика была его численность, можно судить по промыслу. Только в 1948— 1949 годах было добыто свыше 12Г000 центнеров этой рыбы. В течение ряда лет промысел в водохранилище базировался тольксГ на карасе.
Что же дальше? Дальше, как сообщает автор, напрасно умалчивая о персонах руководителей отлова, «по ошибочным заключе-йиям эта ценная рыба была признана сорной и с большой поспешностью почти полностью уничтожена». Следует отметить, что основная tyacca карася была изъята из водоема в молодом возрасте, когда он еще давал самый большой прирост… «Сейчас серебряный карась в уловах встречается единицами».
…Когда мы собрались расходиться, Дериглазов намекнул:
— Надо бы сообщить начальнику Аздонрыбвода, как хуторяне орудовали-в ерике. Путь хоть охрану ставят там, когда выпускают сазанчиков.
Перед концом второго сезона рыбоводства на Дону Николай Иванович при встрече спросил:
— Ну как, сообщили?
— Сообщил.
— И что?
— Ничего… Начальник с восторогом толковал, будто двухсотграммовые жареные сазанчики вкуснее цыпленка. Мол, это — прямо деликатес, вполне товарная рыба…
Николай Иванович недоверчиво и зло посмотрел на меня.
— А охранять будут или нет?
— Нет, просто в Рогожкино больше не выращивают товарного сазанчика. Решили заниматься этим только на Усть-Койсугском опытном рыбхозе.
— Гм,— улыбнулся приятель.— Это куда умнее. На опытном
рыбхозе, может, и вырастят товарных. А если нет, та рыба все же
прямо в Дон попадет, а не верик.
***
Ошибочно было бы утверждать, что идея выращивания товарного сазанчика в нерестово-выростных прудах рыбхозов вообще порочна. Об этом свидетельствует другой опыт, проведенный на Узякском рыбхозе. Кратко он выглядит так.
В конце апреля 1958 года Комбинат искусственного рыбоводства запустил в северный лещево-судачный пруд 70 тысяч мальков средним весом по 24 грамма. В отличие от опыта 1955 года, это были не дикие донские сазанчики, а гибриды амурского сазана с культивированным карпом.
Раздавались предостерегающие голоса: мол, смотрите, сазанчики поедят икру лещей и судаков, загубят основное дело, да и сами не выживут. Но комбинат рискнул. И не ошибся. В июне, когда суали спускать из пруда мальков леща и судака, их оказалось во много раз больше, чем в 1957 году. Значит, икру основных пород гибрид не уничтожил. Более того: сами сазанчики достигли к тому времени веса в 450—500 граммов, и поэтому никак не могли «проскочить» через спусковые «ворота» (шандоры) вместе с полграммовыми лещиками и судачками.
Разумеется, какая-то часть гибрида погибла в пруду (закономерным считается отход до 11%), другую — выловили хапуги из ближайших хуторов, и это, несомненно, печально. Тем не менее, когда в конце августа обловили пруд, то сохранившаяся часть составила 250 центнеров при среднем весе сазанчиков 750—800^ граммов. Отдельные экземпляры «дотянули» даже до 1350 граммов!
После облова, в первые дни сентября, воду из пруда спустили. Это дало возможность своевременно расчистить и обработать дно водоема, предупредить его зарастание и заболачивание, подготовить к следующему рыбоводному сезону. Опыт удался. Комбинат дал населению 250 центнеров действительно товарной рыбы и получил на этом до 90 тысяч рублей чистого дохода.
***
Большую и важную задачу призваны решать донские рыбхозы. Когда все они вступят в строй, научатся хорошо работать, давать ежегодно не только товарных сазанчиков, но, главное, миллиарды мальков основных пород — их продукция будет существенным вкладом в рыбные запасы.
— Миллиарды мальков! — восторженно воскликнул как-то один из удильщиков, прослышав о такой цифре. Ему, очевидно, было неизвестно, что прежний естественный нерест на Дону давал ежегодно десятки миллиардов мальков.
Именно поэтому ошибочно думать, что рыбхозы полностью решат проблему воспроизводства по всем породам рыб. Одного искусственного рыбоводства для этого далеко недостаточно. Чтобы возродить былые запасы Азовского моря, необходимо, кроме того, выполнить еще, по крайней мере, два обязательных требования: резко улучшить условия естественного нереста, для этого на Дону сделано еще очень мало, и немедленно устранить многочисленные пороки самого промысла.
Непозволительно живуча вредная привычка расценивать рыбу как продукт самородный, даровой, неисчерпаемый. Многие консервативные руководители добывающих организаций все еще считают, что их обязанность только ретиво ловить рыбу, а запасы, мол, пусть создает кто-нибудь другой, если эти запасы не пополняются сами собой. Такие добытчики, а их, к сожалению, не мало, ничего не делают для мелиорации нерестилищ и спасения молоди из пересыхающих водоемов. Это беззаботные иждивенцы реки, вычерпывающие из нее и из моря недомерков и молодь.
Много еще сил и энергии надо затратить рыбохозяйственной науке и советской общественнрсти, чтобы заставить добытчиков перейти от дикого промысла к культурному хозяйству на водоемах. Можно, однако, не сомневаться, что и эта задача будет решена. Когда, же мальки, выращенные рыбхозами, соединятся с мощным потоком мальков от естественного нереста, а промысел избавится от порочных привычек и научится разумно хозяйничать в наших водах, Азовское море вновь приобретет славу богатейшего рыбного бассейна.
