Шестой палец
Виктор привычно затормозил машину у глубокой впадины, заросшей молодым сосняком. Последний километр до реки шеф всегда проходил пешком, что было нарушением инструкции. И Виктор это знал, но спорить с начальником КБ он никогда не пытался — бесполезно. Шеф терпеть не мог никакой опеки. Левый край впадины круто уходил вверх, заканчиваясь почти голой песчаной бровкой.
С нее было отлично видно и машину, и тропу, сбегавшую к реке, а в бинокль, который Виктор постоянно носил с собой, даже облюбованную шефом ветлу, в тени которой он всегда рыбачил. Виктор запирал машину и бегом поднимался на бровку. Водитель провожал своего хозяина взглядом до самой реки, и, лишь когда тот, закинув удочку, благополучно усаживался на раскладном стульчике, он успокаивался. Сняв ковбойку, он расстилал ее на песке, ложился на живот и, подставив веснушчатую спину колючему солнцу, раскрывал очередной томик стихов.
Дальше все шло своим чередом: страничка стихов, взгляд на реку, потом на машину И снова: страничка стихов, взгляд на реку… Когда шеф возвращался к машине, он всегда заставал Виктора в кабине, а мотор — заведенным. В дороге начиналось обсуждение только что прочитанных стихов. Стихи были страстью Виктора, к рыбалке же он относился иронически и простить начальнику этого увлечения не мог.
Просто удивительно, как такой умный, уважаемый всеми человек может часами сидеть у воды, уставившись на поплавок. Это в наш-то атомный век… Любую строчку, написанную шефом, переводили чуть ли не на все европейские языки. А он… Регулярно по выходным усаживался под своей ветлой и преспокойно потягивал пучеглазых ершиков. Нет, что ни говори, а, видно, у каждого ученого — свой «бзик»…
Что касается нас — Вадима, Петюнчика и меня, то от общежития до реки мы добирались на попутных машинах, а чаще всего —своим ходом, сокращая дорогу по луговой целине к лесным овражинам.
Мы любили нашу речку. Берега, заросшие ивняком. Омутки за крутыми излучинами. Вдоволь ерша и мелкого окуня. А порой — увы, только порой! — на крючок садился отличный окунище.
Главным достоинством реки было относительное безлюдье. Да и откуда тут взяться людям, если до ближайшего поселка не меньше десяти километров, а до города — ого! ехать да ехать… Лишь на противоположном берегу постоянно маячила чья-то одинокая фигура с удочкой в руке. Да в редкие дни, когда июльское солнце вконец допекало деревушку, крыши домов которой едва виднелись за дальней грядой облысевших от жары холмов, на реке появлялись ребятишки. Скудная красота речной поймы навевала такой безмятежный покой, что всякий раз расставаться с ней было жаль.
Рыбалке мы отдавали выходные. Но случалось и так: в группе вдруг что-то «заедало». Прочно и надолго. Привычные допинги — сигареты и черный кофе — вызывали только раздражение и головные боли. Мы слонялись из угла в угол, зеленые от тоски. Тогда шеф стирал с доски длинноязыкие формулы наших бесплодных раздумий и писал своим острым крупным почерком: «Тупицы! Всем— трое суток на вентиляцию мозгов!» — и вынимал из сейфа с секретными чертежами чехол со складными удилищами.
Впрочем, была еще одна причина, тянувшая нас на знакомый мысок у прозрачной воды. На рыбалке мы встречались с Редькой. Реджинальд не тяготился своим нерусским именем, но на шутливое прозвище не обижался. Он был отличным товарищем, а пять институтских лет, общая дипломная работа объединили нас в неразлучный квартет. Если бы не судьба в образе нашего шефа. Незадолго до выпуска, отбирая группу молодых инженеров для своего нового КБ, он озадачил всех:
— Четыре слагаемых: наблюдательность, память, воображение, логика. В сумме это то, что определяет ученого. Кто не развивает в себе этих качеств — из того ученого не выйдет. Запомните, не вый-дет!.. А сейчас потрудитесь каждый нарисовать кисть своей левой руки. Даю вам полминуты.
На Редькином рисунке оказалось шесть пальцев. Это решило все. Шеф наотрез отказался включить Редьку в свою группу. Мы бушевали: причуды старика! нелепый случай рассеянности! с кем не бывает? Шеф остался неумолимым. Так мы трое очутились в КБ, а Редька — на заводе рядовым инженером. И, хотя завод был нашим предприятием и располагался по соседству, как-то так получалось, что с тех пор мы встречались только на рыбалках. Может быть, и рыбачить-то Редька начал ради этих встреч? Не знаю. Но как-то быстро из новичка он вырос в отличного рыболова. Появились внутренняя собранность, придирчивое внимание к окружающему. Последнее качество и привело однажды к разногласиям в нашей среде…
Мы шли почти «на рысях», потому что проспали эту зорьку. Причина была уважительной. Заводская телефонограмма, полученная накануне, сообщала: «Малыш», над капризами которого мы долгое время ломали головы, вел себя безукоризненно. Можно запускать в серийное производство». И по этому поводу в КБ состоялся небольшой сабантуй. Легли поздно.
На реке нас подстерегали неожиданности. Во-первых, у оврага стояла машина, значит, шеф уже устроился под своей ветлой. Пришлось сделать солидный крюк, чтобы не встретить хорошо знакомой саркастической улыбки. Во-вторых, невдалеке от нашего мыска мы обнаружили палатку. Кто-то расположился всерьез и надолго на этом обычно безлюдном берегу. В-третьих…
— Этого е!це не хватало, — проворчал Вадим.
Редьки не было. Вместо него йа мыске был незнакомец. Судя по остаткам костра, он сидел тут по меньшей мере со вчерашнего вечера. Три удочки были привольно раскинуты в том едийственнок прогале между кустами ивняка, где мы умудрялись рыбачить вчетвером. Мне показалось, что щ>за рыболова была неестественно напряженной, и смотрел он не на поплавки, а в сторону ветлы, где, зажав коленями легкую тростниковую удочку, шеф что-то быстро писал в блокноте.
Внешне незнакомец мало чем отличался от тех редких рыболовов, что мы встречали тут раньше. Старые латаные брюки, заправленные в резиновые сапоги. Потрепанный ватник, накинутый на плечи. Почерневшая от времени соломенная шляпа. И в том, как сидела на нем ничем не примечательная одежда, и в клоке волос, выбившемся из-под шляпы, и в том беспорядке, в котором у костра были разбросаны рыболовные доспехи, была какая-то нарочитость, умышленная неряшливость, что ли… Впрочем, все это пришло мне в голову позже. А тогда ничего, кроме искренней досады, что наше любимое место занято, ни я, ни мои товарищи не испытывали.
Мы спустились к воде. Человек встал, улыбка раздвинула его сухие, резко очерченные губы.
— Чую: чужое место занял… Ну, не огорчайтесь — сейчас освобожу. Он поднял удилище и вытащил леску. На конце ее висел небольшой окунек.
— Нет, что же, — оглядываясь на нас, нерешительно протянул Петюнчик, — может, уместимся…
— Зачем тесниться? — возразил незнакомец. — На реке места хватит… Вот, паршивец, как заглотал… — Он резко и брезгливо дернул леску и вырвал крючок из пасти окуня вместе с внутренностями. — Не понимаю, как вы тут ловите — сплошные зацепы.
— Мы этого не замечали, — удивился Петюнчик.
— Как же? Пять крючков оборвал! Клюет, а взять не могу. Может, вы счастливые… Заводские небось? Или практиканты, студенты?
— Ага. Вечные, — отозвался Вадим. — А вы откуда?
— Учительствую там… в колхозе. — Незнакомец махнул рукой на противоположный берег. — У ребят каникулы, ну а я сюда. Люблю! Прежде на этой реке таких щук ловил! Теперь не то, оскудела водица.
— Это ваша палатка? — спросил я.
— Моя… А что?
— Так просто.
— Далеко до села-то, не находишься. Да еще речку переезжать… Вот и решил на недельку-другую обосноваться. Не бойтесь, не помешаю, я старый рыболов, аккуратный. Тишину сам люблю.
Он быстро собрал разбросанные вещи, запихнул их в рюкзак и закинул удочки на плечо.
— Надоест на поплавки глядеть — заходите к моему шалашу. Ушицу вместе сварим…
— Деликатный дядька, — заметил Петюнчик, когда учитель скрылся в кустах, — другой бы не ушел.
Солнце давно уже вылезло из-за холмов, и мы торопливо развязали снасти в надежде захватить хоть конец утреннего клева. При первом же забросе у меня повело .эплавок. Подсечка и… ни туда ни сюда! Крючок основательно зацепился за что-то упругое. Через минуту то же повторилось у Вадима. Он дернул и оборвал леску.
— В чем дело, черт возьми?! Здесь всегда было чистое место.
Было… А сейчас, приглядевшись к воде, мы заметили какие-то ветки. Нанесло течением? Невероятно.
Затрещал сушняк, посыпалась галька, и на мысок мячом выкатился красный, запыхавшийся Редька.
— Привет, мудрецы! Что, опоздал? Все снастишки уже пооборвали?
Вадим угрожающе взмахнул удилищем с оборванной леской.
— Так это ты напакостил?
— Тихо, тихо… — Редька сбросил с плеч свой рюкзак. — Вспомни-ка, где мы чаще всего находили крупных окуней? В закоряженных омутах. Так вот: я привязал к четырем вязанкам хвороста и травы здоровенные каме-нюги и затопил их. Вас не было два выходных, а я не поленился несколько раз на неделе проделать путь сюда и обратно лишь затем, чтобы в прогалы между топляками бросить приваду. А теперь смотрите и учитесь. Насадка должна держаться не ближе чем на полметра вот от тех веток, что торчат из воды.
Редька размотал свою удочку и, сделав заброс, остановил поплавок точно в указанном месте. Поклевка последовала почти мгновенно, и… под общий хохот наш друг вытянул окунишку величиной с сигарету.
Еще минут тридцать мы манипулировали удочками, теряя крючки и состязаясь в изобретательстве проклятий в адрес «академика» рыбной ловли. Потом клев кончился.
— Ничего, — утешал нас Редька, вытягиваясь на песке,—через некоторое время вы еще увидите!
Он знал, что говорил. Позже, когда окунь привык к искусственному укрытию и пришло ему время брать малька, мы приспособились играть блеснами с помощью длинных удилищ, опуская их в заводинку, как в аквариум. И на смену мелюзге все чаще стали попадаться крупные полосатые красавцы. Нет, баснословных уловов у нас не было, но без хорошей рыбы мы домой больше не возвращались.
Шли дни. При встречах новый знакомый не раз пытался причалить к нашей четверке или затащить всех к своей палатке. Он был словоохотлив, необыкновенно радушен и, по выражению Редьки, «явно лез в дружбу». Но дружбы как-то не получалось, хотя на всех нас, кроме Редьки, он производил приятное впечатление.
В этот раз все были на прежних местах: все та же одинокая фигура рыболова на противоположном берегу, шеф под своей ветлой, мы — на мыске и недалеко от него, у береговой тропы, палатка учителя.
— А дядька-то, видимо, устроился не на недельку, а на все лето, —- сказал Петюнчик, кивнув в сторону палатки.
— Не нравится мне этот типок, — почему-то вполголоса заметил Редька.
— Чем? Что в приятели напрашивается? — усмехнулся Вадим. — Учти: коммуникабельность — основа развития человеческих отношений.
— Учитываю. Удочки у него… Словно вчера из магазина.
Мы переглянулись и дружно рассмеялись.
— Погодите гоготать, — все так же вполголоса продолжал Редька. — Удочки новехонькие, а вам говорил, что он старый рыболов.
— Ну и что? — Петюнчик недоуменно поднял свои рыжие брови. — Разве старый рыболов не мог купить новые удочки?
— Мог. Но обычно он их делает сам или приспосабливает покупные на свой манер… «Старый рыболов». Как он крючок выдирал из окуня, помнишь? С потрохами…
— Подумаешь! Просто торопился освободить оккупированную территорию.
— Торопился… Назвался местным жителем и вдобавок хорошо знающим эту речку…
— Ну?
— Ну-ну! — передразнил Редька. — Если ты такой умник, объясни мне дураку: чего ради этот местный житель сидит на самом неудобном для ловли месте?
— А где он?
— Поищи — увидишь.
Мы проследили за взглядом Редьки. С нашего мыска был хорошо виден шеф, в задумчивой позе прислонившийся спиной к ветле. Удилище у его ног, пристроенное на рогульках, дрожало, но он не замечал этого. Вот шеф отклонился от дерева, но не за тем, чтобы схватить удочку, а только вырвать листок из блокнота и порвать его на мелкие клочки. Часть их упала на воду и поплыла по течению, остальные разлетелись по береговой траве. А рыболов уже торопливо писал что-то на новом листке. Удилище продолжало плясать.
— Это ж надо… — пробурчал Вадим. — Я сейчас крикну…
Но шеф кончил писать, сунул блокнот в карман и сладко потянулся. И тут он заметил наконец необычное поведение снасти. Через минуту, повернувшись к нам, он уже гордо размахивал над головой крупной рыбиной.
— Салют! — гаркнул Вадим. — Как ее фамилия?
— Окунище! — прокричал шеф. — Нашли? — нетерпеливо спросил Редька.
За ветлой и от нее до нашего мыска без единой прогалины рос густой ивняк.
— Не вижу, — сказал Петюнчик.
— Я тоже, — признался я.
— Стойте-ка, — Вадим пригнулся к земле, — вон из-под зеленой метелки над самой водой чего-то… Или нет? Сейчас проверим.
Он встал и ушел по тропе. Минут через десять вернулся.
— Живцов ловит на мели. Надеется, что в реке еще уцелела щука. И кстати, потрясно устроился. Это отсюда не видно, да и с тропы не сразу заметишь, а у него там в ивняке номер люкс… Такую себе площадочку вырезал! — Вадим щелкнул языком и повернулся к Редьке: — «Академик», учитель тебе еще нос утрет по рыболовной части.
Последние слова не произвели на Редьку никакого впечатления.
— С тропы не заметишь, — подтвердил он. — Если хочешь знать, даже Виктор в бинокль не видит его со своего «нп». А сам он из «люкса» видит все великолепно.
— Что? Кого?
— Тот берег. А на этом — вашего шефа.
— Слушай-ка… Переходи с кода на открытый текст. Что это за бесконечные ребусы?
Ответить Редька не успел. Резкий, истошный крик «Помогите!» заставил всех нас вскочить на ноги. Крик повторился еще и еще… Он шел с противоположного берега.
— Это же тот рыбачок! — воскликнул Вадим.
В самом деле, знакомый одинокий силуэт на другом берегу исчез…. Но и на воде никого не было… На тропе раздался топот ног: бежал учитель, сбрасывая на ходу рубашку.
— Где кричат?
— С той стороны. Но никого не…
— Помоги-иии!
— Там… — учитель махнул рукой на высокий красно-бурый холм, за которым река делала крутой поворот и русло ее и берега исчезали из виду.
Мы стали поспешно раздеваться.
— Вы чего? Ждите здесь! — тоном приказа и довольно грубо бросил учитель. — Реки не знаете, а тут водовороты есть… Нужна будет ваша помощь, крикну.
Не снимая брюк, сбросив только сапоги, он прыгнул в воду и отличным брассом стремительно поплыл к другому берегу. Мы все-таки разделись и напряженно следили за пловцом, готовые в любое мгновение последовать за ним. Крик о помощи повторился, но уже слабее. К нам подошел шеф.
— Гм, гм… Я думал, это кто-то из вас, — кивнул он на плывущего.
Мы коротко рассказали о новом знакомце.
— Плывет, как спортсмен. Залюбуешься, — отметил шеф.
Между тем учитель достиг противоположного берега, бегом поднялся на холм и исчез за его гребнем. Нам не было видно, что происходит на реке там, за холмом. Мы с Вадимом не выдержали, вошли в воду и уже хотели замельтешить саженками. Но тут на холме выросла знакомая фигура. Учитель махнул нам рукой —все, мол, в порядке, неторопливо спустился к реке и стал смывать с себя налипшую желтую грязь. Затем так же неторопливо поплыл к нашему мыску.
— Рыбачок-чудачок!—добродушно посмеиваясь, рассказывал он, отжимая брюки. — Нашенский, кладовщик колхозный. Рыба, видно, взяла здоровенная. Рванула из рук удилище, он и соскользнул за ним. Омуток там изрядный, а рыбачок искусством плавания не умудрен. Да вроде еще… Любит прикладываться… Опоздай я на минуту, поминок бы не миновать… Жаль рыбу упустили, хоть поглядеть бы, какая…
— Сам-то рыболов, как? — поинтересовался шеф.
— Отудобел! Поплелся домой. После страха, что натерпелся, не до рыбалки ему…
— А вы молодец, — сказал шеф. — Где научились так отлично плавать?
— Была возможность, — учитель уклончиво повел плечами.
— М-да… Нет, вы определенно молодец. — Шеф повернулся к нам. — Ну-с, мне пора домой. А вам желаю. Как это? Ни чешуйки, ни хвоста…
Кивнув на прощание, шеф зашагал к своей ветле, происшествие для него было исчерпано. А нас все еще не покидало напряжение последних минут. В наших глазах учитель стал героем, и на его предложение «сообразить» по поводу случившегося коллективную уху мы согласились безоглядно и даже с облегчением. Учитель обрадовался и не скрывал этого. Мне даже показалось, что в глазах его мелькнуло нечто вроде удовлетворения: «наконец-то» или «ну, дело сделано»…
— Но где же ваш четвертый друг?
Редьки с нами не было. Мы и не заметили, когда и куда он исчез.
— Реджина-альд! — басовито прогремел Вадим в сложенные ладони.
Редька не отзывался.
— Ладно, отыщется. Приходите через полчасика к палатке. Ершей я натаскал сегодня с лихвой, а пескарей таких выудил, что и на жареху сгодятся.
— Так и у нас садок не пустой, — не без гордости заявил Петюнчик.
— Ну и добре. А я обсушусь, пока солнышко, а то облачка заходят подозрительные…
Учитель собрал в узел одежду и зашагал к палатке,
— Куда мог убежать Редька? — вслух раздумывал я. Петюнчик пожал плечами.
— В последнее время с ним что-то творится.
— А ничего с ним не творится,—отмахнулся Вадим. — Травмирован парень. Да, да! С той самой поры, с анекдотического эпизода в институте Ты бы себе такое простил? Нет. А он самолюбивый, настырный Вот теперь и изощряется в наблюдательности И недаром… Ты смотри: мы втроем едва столько нарыбачим, сколько он один.
— Это все так, — согласился Петюнчик. — Ну, рыбалка, я понимаю… Но при чем тут… ну, поведение учителя, например?
— Я же говорю — травма! Он сейчас старается заприметить все. Потом сопоставляет, анализирует…
— И фантазирует, — добавил я.
— И пусть фантазирует. Со временем успокоится, и это пройдет. Вреда я не вижу.
Подозрительные облачка не обманули предположений учителя. Они быстро затянули небо, и вскоре засеял теплый частый дождь. Наскоро собрав снасти, мы втроем отправились к палатке. Учитель уже ждал нас, но, обнаружив, что Редьки с нами все еще нет, забеспокоился.
И часто он вас так бросает? Странный товарищ.
— Кажется, я догадываюсь, куда он помчался, — сказал Вадим. — На перевоз за лодкой. Плавать он не умеет, так что…
— Маловероятно, — перебил учитель. — Это далеко отсюда. Да и зачем?
— На всякий случай, наверно, — предположил Петюнчик. — Он же не знал, как все обернется.
— Реджинальд! — снова прогудел бас Вадима.— Вернется он, все его вещи здесь К ухе непременно вернется. Он ее за сто километров учует.
— Посмотрим, — сказал учитель. — Давайте тогда делом заниматься.
А дело нашлось всем. Вадим и Петюнчик вызвались чистить рыбу и, раздевшись до трусов, чтобы не мочить под дождем одежду, устроились у бочажка поблизости от палатки, прибавив к ершам учителя наших отменных окуней Учитель принялся чистить картошку, а мне предложил заняться костром, что оказалось сложной задачей.
Нависшие над тропой кусты хорошо защищали костер от дождя, но удивительно: где так быстро успел намокнуть валежник? Не в воде же его собирал хозяин?
— Не получается? — участливо улыбнулся учитель.— Ну, вы тут попытайтесь еще, а я сейчас раздобуду что-нибудь посуше.
Он набросил на плечи телогрейку и скрылся в кустах. Минуты три я еще пробовал раздуть огонь, а потом вспомнил: у меня же припасен отличный сушняк в тайнике на всякий случай! Недалеко от места, где рыбачил шеф, под вздыбленными корнями старой сосны осыпалась земля, образовав небольшую недоступную никаким дождям пещеру. Набрав охапку сушняка, я повернул к палатке, когда вдруг увидел учителя. Ползая на коленях по берегу, он торопливо перебирал руками мокрую траву под ветлой, что-то выискивал в ней и запихивал в карман. Я хотел было окликнуть его, но любопытство — что он там собирает? — заставило меня промолчать и подойти ближе. Еще не сознавая всей важности увиденного, я инстинктивно, как можно осторожнее, пробирался к ветле. Дождь намочил тропу, и сырость скрадывала шорох моих шагов. Прячась за кустарником, я вскоре подошел так близко, что каждую секунду учитель мог меня обнаружить — стоило ему только обернуться. Зато теперь я хорошо видел, что он собирал маленькие клочки бумаги, быстро проглядывал их и аккуратно прятал в карман ватника «В правый карман», — отметил я про себя и невольно вспомнил Редьку В том, что бумажные клочки — остатки разорванного листка из блокнота шефа и ничто другое, я не сомневался. От этого открытия у меня засосало под ложечкой и стало так знобить, что я до боли стиснул зубы.
А учитель спешил. Он, наверное, знал, чем рисковал сейчас, — ведь подобрать бумажки можно было и после нашего ухода. Но дождь! Дождь грозил потопить их и смыть написанное…
Надо было уходить. Пригибаясь за кустами, почти ползком, я долго отступал по тропе, а затем, едва не растеряв набранный сушняк, почти бегом вернулся к палатке.
— Где же костер?! — встретили меня грозно друзья, но, взглянув на мое лицо, тут же осеклись.
— Ты чего побелел? — спросил Вадим. — Такой вид, словно тебя только что вытащили из аэродинамической трубь1.
Я не знал, что ответить. Недавний спор с Редькой, его подозрения и то, что я видел сейчас, — все складывалось в стройное целое, нарушаемое только одним — спасением утопающего. Последнее не укладывалось в моей голове, не вязалось со всем остальным. Рассказать о своем открытии ребятам? Но каждую секунду мог вернуться учитель и застать меня на половине фразы, а неосторожное слово моих друзей — насторожить его.
— Я промок, — сказал я. — И, кажется, озяб… здорово…
— Чудила! Надо же было раздеться или взять мой плащ. А дождь теплый, и вообще он кончается.
Дождь действительно затихал. Петюнчик сложил колодцем принесенный мною сушняк и чиркнул спичкой. Вспыхнул огонь, пламя лизнуло висящую над костром зеленую ветку.
— Эге! Без меня справились, — раздался веселый голос учителя. — Сейчас еще подбавим жару.
Он шел улыбающийся, довольный. Подойдя к костру, он выгреб из кармана ватника ворох бумажных обрывков и… сунул их под сушняк. Пламя взвилось кверху с удвоенной силой. Учитель снял ватник и повесил его на ивовый сук у костра…
Я почувствовал себя так, словно с плеч моих свалилась огромная тяжесть. И, будто угадав мое состояние, лопнула серая пелена в небе, и солнечные зайчики засверкали на политой дождем траве. Боже, как легко стать жертвой собственной впечатлительности и недоверия к людям!
Перескакивая с темы на тему, завязалась та милая болтовня, которая всегда возникает у костра под ворчание и потрескивание сгорающих сучьев и незатейливую песенку котелка. Разговор все время возвращался к недавнему происшествию, хотя учитель всячески старался нас от него увести. Но когда речь зашла о спортивном азарте, он сказал:
— Осторожность никогда не мешает. Рыба — рыбой, а головы не теряй. На рыбалке и не такое случается… Вы вот сказались студентами; и я вас понял. Я вам человек посторонний, неизвестный… И, хотя даже в той деревне, — учитель кивнул головой на противоположный берег реки, — известно, какие вы студенты, — значения это не имеет. Мало ли? Всякого человека встретить можно. И на рыбалке тоже. Время сейчас такое… Во всем осторожность нужна. Так ведь?
Вдруг новая мысль чуть не заставила меня вскочить на ноги. Учитель сжег бумажки… Сжег! Но он вытащил их из левого кармана. Из ле-во-го!.. Значит, те — целы?
Ладно. Так можно сойсем запутаться, невесть что нагородить, сделать из мухи слона и в результате самому остаться в дураках. Это же элементарно просто: встать, подойти к телогрейке учителя и незаметно ощупать правый карман. Она еще висит на суку, сохнет… И я встал. С тропы послышались шаги.
— Редька! Наконец-то, — не поднимая головы, проворчал Вадим, вольготно растянувшийся на своем непромокаемом плаще. — И, слышь, идет-то как, не торопится, собачий сын…
Но это был не Редька. С недовольным, сердитым лицом, промокший до последней нитки к палатке подошел шеф.
— Разрешите к вам присоединиться… Я вернулся потому, что ни Виктора, ни машины на месте нет. Я прождал тридцать минут. Можете вы мне объяснить этот из ряда вон выходящий случай?
Еще новости! Что мы могли сказать? Мы были удивлены не меньше шефа и в растерянности переглядывались друг с другом. Я взглянул на учителя. Он вертел в руках сигарету, потом нагнулся к костру, прикурил. Лицо его было серьезно, но спокойно. Вадим, как всегда, оказался находчивей всех.
— \’Прежде всего раздевайтесь, Алексей Платонович. Вам необходимо высушить костюм. Виктор, вероятно, не рассчитывал, что вы так рано сегодня соберетесь домой, и за чем-нибудь отлучился. Он, конечно, скоро вернется, а вы тем временем испьете с нами из этого роскошного сосуда, — Вадим широким жестом указал на закопченный котелок с закипавшей ухой, — такой нектар, отказаться от которого было бы просто глу… то есть нецелесообразно.
— Благодарю, — улыбнулся шеф, раздеваясь. — Я вижу вы тут времени не теряли… А я так расстроился, что даже забыл на стоянке свои удочки, а главное — единственного окуня. И какого окуня!
— Не пропадет, — успокоил Вадим. — Посторонних тут нет.
Вадим не верил в то, что говорил. Не мог верить. Виктор не имел права отлучаться, — мы это знали, но старались успокоить Алексея Платоновича, а вместе с ним и себя.
— Какие тут посторонние? — подхватил учитель. — Тут километров на десять вокруг никого нет, кроме нас…
Он поднялся и вышел на тропу. И понял, что ошибся. По тропе медленно двигалась машина шефа. Впереди нее бежал Редька. А навстречу им с другой стороны к палатке приближались двое незнакомых нам молодых людей. На рыболовов они похожи не были.
— Редька! — обрадовался Петюнчик.
— Ну вот и нашелся ваш друг, — сказал учитель, возвращаясь к палатке. — И даже вместо лодки привел с собой вашу машину.
Он неторопливо стянул с сука телогрейку, вытащил из правого кармана горсть бумажных клочков и, прежде чем я мог что-либо сообразить, бросил их в костер Я метнулся к огню, но было уже поздно.
— Да-а! — словно не заметив ни моего движения, ни удивленных взглядов всех остальных, спохватился учитель. — Водицы-то набрать для чайку мы и забыли. Это я мигом…
Он поднял чайник (и я увидел, как задрожала его рука), все так же неторопливо сделал несколько шагов в сторону от палатки и вдруг побежал к реке…
Но тут ему под ноги бросился подоспевший Редька,
Последующие обстоятельства на некоторое время прекратили наши встречи на мыске. А потом мы блеснили окуня в знакомой заводинке и слушали нашего друга.
— То, что для тебя было ребусом, — говорил Редька, обращаясь к Вадиму, — для меня загадкой почти не представлялось. Я однажды видел, как «учитель» обшаривал каждый кустик после ухода Алексея Платоновича. Зачем, спрашивается?.. А потом спектакль со спасением утопающего. Дешевка!. Думал снискать доверие? «Растают» мальчики, разболтаются. Меня тогда, словно ветром, понесло на горку к Виктору. Прибегаю, а он смеется. Какой-то чудак, говорит, на том берегу за бугром сидит на земле в полном одиночестве и вопит: «Помогите!».
Ну, мы завели мотор и на четвертой скорости помчались делиться своими впечатлениями, с кем в таких случаях следует… Вот и все. А в общем… шестой палец.
— Чего-чего? — переспросил Вадим.
— Проморгали, не подумали эти субчики, что у Виктора может оказаться полевой бинокль… А вас все-таки «купили» на дешевой инсценировке, — улыбнулся Редька. — Кстати, Вадим, у тебя он тоже намечается.
— Кто еще намечается?
— Шестой палец.
— Пошел ты…
— Честное пионерское… Развесил уши на мои байки, а он давно уже сидит и за ухом чешет.
— Да кто сидит?!
— Окунь. Окунь! Удилище-то подними!
«…Шестой палец? — думал я. — Нет! Ошибка преступников куда серьезнее, чем говорит Редька. Ведь где бы мы ни были — на рыбалке, так на рыбалке — мы прежде всего советские люди. А это — главное…»
Вам требуется оформить приглашение иностранцу для приглашения его в Россию для работы или же просто погостить, тогда рекомендую обратиться на этот сайт russia.russian-visas.net, там вам помогут.
