Водолаз
Мне было четырнадцать лет, когда я поймал первого сома и приобрел свои поляризационные очки как сечас помню я провёл незабываемый отдых на море. В этом событии, конечно, не было бы ничего удивительного, если бы мой сом был таким, какие обычно попадаются юным рыболовам. Но мой первый сом, по крайней мере, в двадцать раз превышал размеры и вес первых сомов моих товарищей. Длина его достигала ста шестидесяти сантиметров, а весил он полтора пуда.
Далеко не всякому начинающему рыболову выпадает счастье поймать такую рыбу. Поэтому я и хочу рассказать об этом знаменательном событии в моей жизни.
Инициатива и главная роль в этом событии принадлежат не мне, а моему младшему брату Юрию, но сом был пойман на мою снасть, и это, как мне кажется, дает мне неотъемлемое право считать его своим.
Справедливость, однако, побуждает меня сознаться в том, что если бы не брат Юрий, который в свои тринадцать лет отличался исключительной смелостью и решимостью, то не видать мне этого сома как своих ушей.
Мы часто рыбачили с братом на речке Луганке, а иногда добирались и до Донца. Ловили окуней, ершей, голавлей, густеру и прочую некрупную рыбу. Но каждый из нас втайне питал надежду поймать большого сома. Это было нашей заветной мечтой. Большой и усатый, он часто являлся нам во сне, но на удочки не попадался: сом — рыба ночная и днем ловится в исключительных случаях.
Юрию надоело ждать редкого случая, и он с видом заговорщика предложил мне «махнуть» в ночное на Донец, на знаменитый сомовий омут Хомутки.
Я в ту пору особой храбростью не отличался. Наслушавшись всяких небылиц и страхов о сомах-великанах, которые будто бы хватали за ноги купающихся ребят и затаскивали их в темные подводные пещеры, я боялся сомовьих омутов. Черные, глубокие, с высунувшимися из воды темными замшелыми корягами, похожими на гигантские рога, они и днем устрашали меня, а мысль о ночной рыбалке на этих омутах приводила меня в трепет.
Я, конечно, не говорил брату о своем страхе и под разными предлогами отклонял его предложение. Однако перехитрить Юрия было не так-то легко.
— Эх ты, горе-рыбак, сома испугался! — глумился он надо мною.
Я крепился до тех пор, пока Юрий однажды не сказал мне:
— Слушай, брат, если ты не пойдешь со мной в ночное, я расскажу всем ребятам, что ты жалкий трус. Понял?
Это была страшная для меня угроза. Я готов был ринуться в омут головою вниз и ловить там сома голыми руками, лишь бы только не прослыть среди товарищей жалким трусом: что могло быть хуже и отвратительнее для парня в четырнадцать лет, мечтающего о геройских подвигах?
— Когда идем? — спросил я Юрия.
Он был чуткий парень и сделал вид, что не заметил происшедшей во мне перемены.
— Давай завтра! — сказал он.— Но тогда сегодня надо хорошенько подготовиться: закидушек наделать, червей накипать побольше, ну и… что там еще?
— Воробьев надо наловить да нажарить.
— Можно и воробьев!
Весь этот день мы провели в лихорадочной подготовке к первой ночной рыбалке. Крутили из суровых ниток крепкие закидушки, копали червей, налаживали удочки, только с воробьями дело несколько затормозилось. Молодые давно повылетали из гнезд, а старого воробья пойди-ка поймай.
— Обойдемся и без них! — сказал Юрий.
— Дед Еремей говорит, что большие сомы только на жареных воробьев ловятся,— робко заметил я.
— Интересно, кто это им жарит воробьев в омутах?—улыбаясь, воскликнул Юрий. Но не желая меня огорчать, добавил:— Ладно, что-нибудь придумаем.
И он, действительно, придумал оригинальный способ ловли воробьев при помощи большого ящика, палочки и длинной нитки. На другой день мы отправились на Донец.
Было начало августа. Дни стояли душные, безветренные, ночи теплые, темные.
До Хомутков мы не дошли, а остановились в другом месте, называемом «Тубо».
— Чего нас нелегкая понесет в Хомутки по такой жаре. Сомов и здесь хватит! — сказал Юрий.
Между нами давно установились такие отношения, при которых брат всегда и во всем верховодил, а я соглашался с ним.
— Ладно, останемся в Тубо! — сказал я.
Немного выше устья Луганки Северный Донец делал резкий поворот. Его высокий и крутой правый берег в этом месте мысом вдавался в реку. За мысом полая вода создавала сильные водовороты, они вымыли здесь огромную, очень глубокую яму, завалили ее корягами, образовали под яром глубокие пещеры. С крутого берега свисали толстые корни столетних дубов, которые росли на краю обрыва.
Это и было знаменитое Тубо — вотчина сомов.
До вечера мы ловили рыбу не в самом Тубо, а поодаль от него. Поймали дюжину окуней, несколько голавликов и десяток драгоценных бубырей (пескарей). Последних мы держали в специальной загородке — для наживы закидушек.
Перед заходом солнца наладили в Тубо восемь закидушек — четыре на жареного воробья, а четыре на бубыря.
Юрий восхищался красотой омута, мне же он внушал только опасение и страх.
Пока было светло, я храбрился и подолгу вертелся возле своих закидушек.
Перед заходом солнца я заметил, что одну из моих закидушек, стоявших на бубыря, кто-то дергает Взявшись за шнур, я почувствовал, что на крючке сидит большая рыба.
«Сом»,— радуясь удаче, подумал я и стал выбирать шнур.
— Что там такое? — спросил Юрий.
— Сом!
— Дай я его вытяну!
— Я сам, сам!
— Упустишь!
— Не упущу!
— Большой?
— Бо-льшой! — выдохнул я, рывком выбрасывая рыбу на берег.
— И не сом это! — воскликнул брат.
Я уже и сам увидел, что рыба оказалась не сомом, а крупным полосатым окунем.
— Как же я достану из него крючок? — сказал я, заглядывая рыбе в рот.— Посмотри, как он его заглотнул
— Дай сюда!
Не успел я опомниться, как Юрий вырвал у меня окуня и с сиНа крючке остались бледнорозовые внутренности и яркокрасные жабры окуня.
— Что ты сделал? — воскликнул я с укором.
— Ничего особенного, что надо, то и сделал! — спокойно ответил Юрий.— Ты думаешь, что ему приятнее умирать постепенно, чем сразу? — спросил он меня.
— Жалости в тебе нет! Ты жестокий! — укорил я брата.
— Не сердись, Саша, разве я виноват, что он такая жадина! — примирительно сказал Юрий.— Идея! — вскричал он вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу.— Знаешь что? Забрасывай закидушку с этим окуневым «ливером»! Посмотри, как привлекательно и аппетитно он выглядит!
— А возьмет?
— Головой ручаюсь!
Я размотал в воздухе тяжелый груз закидушки и вместе с окуневыми потрохами забросил ее на середину омута.
— Порядок! — резюмировал Юрий.— Жди теперь сома. Ночью мне не спалось, а когда усталость смыкала отяжелевшие
веки, перед глазами в каком-то мареве появлялись большие усатые сомы. Один за другим они выходили из мрачных пещер и, заглатывая насадки наших закидушек, «садились» на крючки.
Я часто просыпался и чувствовал, что решимость, проявленная мною после угрозы брата прославить меня трусом, оставляла меня. Мне очень хотелось проверить свои закидушки, но омут пугал своей загадочностью, и подойти к нему я не решался.
Юрий возился со своими закидушками в другом конце омута и спать не ложился… Возле него сильно плескалась какая-то рыба.
— Не уйдешь! — послышался голос брата.
Снова плеск воды, какое-то невнятное ворчание Юрия, и все стихло.
«Наверно, поймал сома,— с завистью подумал я.— Везет же ему».
— Эй ты-ы, соня! Иди посмотри, какого я сома поймал! — крикнул Юрий.
Когда я подошел к нему, сом-аршинник был уже на кукане.
— Пойдем к твоим закидушкам,— сказал брат, крепко привязывая кукан к торчавшему из воды корню.
— Пускай стоят до утра. Не стоит рыбу пугать,— уклонился я. Перед зарей я крепко уснул и проснулся, когда было уже
светло.
Над омутом клубился жидкий туман. С противоположной стороны Донца, где находилась станица, доносились звуки пастушьего рога, скрип ворот, мычание коров и громкий лай собак. В лесу щебетали синички. Красноголовый дятел хлопотливо долбил кору сухого дуба.
Юрий крепко спал.
Я поспешил к своим закидушкам. «Вытащу сома, тогда и разбужу Юрия,— думал я.— Не все ему первому».
Жареные воробьи на крючках двух моих закидушек оказались нетронутыми. Но, взявшись за шнур третьей закидушки, стоявшей на бубыря, я ощутил сильные рывки крупной рыбы.
«Сом»! — радостно подумал я, вытаскивая закидушку.
Вода у берега забурлила, что-то белое, большое ворочалось в ней и бросалось в стороны. Сильным рывком выдергиваю тяжелую рыбу. На песке забился крупный голавль.
— И это дело! — хватая голавля, прошептал я в восторге Посадив пойманную рыбу на кукан, я подошел к последней
закидушке, которая стояла на окуневые потроха. Я хорошо помнил, что шнур этой закидушки уходил в воду прямо и внатяжку, а теперь он отодвинулся в сторону и как-то обвис.
Мурашки забегали у меня по телу, и руки затряслись, когда я взялся за шнур.
Метра три закидушки выбрал, не ощущая даже тяжести и толчков грузила, но потом закидушка как будто за что-то зацепилась. Приблизившись к воде, дернул за шнур.
В глубине омута что-то тяжелое ворохнулось, и не успел я сообразить, что происходит, как шнур рванулся у меня из рук с такой силой, что я потерял равновесие и бултыхнулся в омут.
— Что ты там делаешь? — спросил проснувшийся Юрий.
— Со-о-ом! — простонал я, на четвереньках вылезая из омута.
— Где сом? — сразу вскочив на ноги, крикнул брат.
— Там! — указал я на омут.
— Там их много,— сказал Юрий, с трудом удерживаясь от смеха.— Чего же ты, чудак, полез в омут?
— Он меня втя… втян-у-л!—ответил я. стуча зубами от холода и пережитого страха.
— Как же это он тебя втянул? За ногу схватил или как?
— Нне-ет! Он на закидушке, которая с этим… как его?
— С ливером, что ли? —Аг-га!
— Ври еще!
— Ей-богу! Ка-гк ддерну-ул!..
— Ну и врешь же ты! — все еще не веря, сказал Юрий и направился ко мне.
— На бу-бу-бу-быря я голавля по-пой-мал,— трясясь всем телом, с трудом выговорил я, когда подошел Юрий.
— Покажи!
—- В-во-от! — приподнял я кукан с голавлем.
— Ого! Пойдем к моим закидушкам, может, и у меня поймался голавль,— заторопился он.
— А сом?
— Какой еще… тот, что ли, который тебя за ногу схватил?.. Ну, где он, твой сом?
Юрий решительно взялся за шнур моей закидушки.
— Ох, ты-ы! Дьявол! — с трудом удерживаясь, чтобы не полететь в омут, вскрикнул он.
— Ну не-е-т, не уйдешь, голубчик! — побледнев, сказал Юрий и снова схватился за шнур обеими руками.— Помоги! — крикнул он мне.
Вдвоем мы потянули сома к берегу. Тяжело ворочаясь в глубине омута, он медленно продвигался вперед, потом вдруг уперся, и мы не могли сдвинуть его с места.
— Давай отпустим шнур,— сказал Юрий.
Мы отпустили метра три шнура, а потом снова потянули его на себя.
Сом опять подался немного вперед и стал.
— Коряга! — с досадой воскликнул Юрий.
— Нет! Это не коряга, это сом!
— У тебя хорошо привязан шнур?
— Хорошо!
— На, держи! Да держи же, тебе говорят! — видя мою нерешительность, прикрикнул на меня Юрий и, передав мне шнур, быстро снял с себя штаны и рубаху.
— Что ты хочешь делать?—спросил я, предчувствуя что-то недоброе.
— Ничего особенного. Ты только крепче держи шнур,— спокойно ответил Юрий.
Он, не торопясь, зашел в воду и, взявшись левой рукой за шнур закидушки, поплыл на середину омута.
— Вернись! Куда ты!? — крикнул я в отчаянии.
— Отпусти шнур! — отозвался Юрий и, не выпуская закидушки из рук, нырнул в глубину омута.
Наступила жуткая тишина. Секунды казались мне вечностью. Испуганное воображение рисовало мне страшную картину схватки Юрия с чудовищным сомом.
Слезы ручьями лились из моих глаз. Я готов был на весь мир кричать от страха и жалости к брату.
«Наверное, проклятый сом утопил его. А может быть, он запутался в корягах и не может из них выбраться?» — подумал я и в ужасе закричал:
— Юра-а!
В этот момент брат вынырнул и, крикнув мне: «Тяни, не давай ему уйти под корягу!» — сильными саженками поплыл к берегу.
Сом упорно сопротивлялся, но я, зарывшись ногами в песок, изо всех сил тянул его к берегу. Ужасная мысль, что если сом уйдет под корягу, то Юрий снова нырнет за ним в омут, удваивала мои силы.
— Тяни, тяни! Не давай ему останавливаться! — кричал брат, подбегая ко мне и хватаясь за шнур.
Вода вскипела у берега, снопы брызг и тина полетели во все стороны.
Полутораметровая туша сома поползла по песку, разгребая и разбрасывая его могучим хвостом.
Через час мы с триумфом возвращались домой.
Я нес удочки и кукан с рыбой, а Юрий, сгибаясь под тяжестью, тащил на себе сома, огромная голова которого лежала у него на плече, а хвост почти волочился по земле.
— Что ты делал там… на дне омута? — глядя на брата с любовью и восхищением, спросил я.
— Да ничего особенного, шнур из-под коряги выводил! — улыбаясь, ответил он.