Как мы ловили голавля
Петлю, которую делает здесь Усьва, выпрямляет протока. Шириною она метров десять, в истоке мелкая — до колен, а на остальном протяжении, почти с километр,— значительно глубже Усьвы. Есть на протоке ямки, где лодочным шестом, а он длиной метра три, не удается достать дна. Прозрачна вода Усьвы…
В узкой протоке стремительное течение подмывает правый наружный берег, и вот уже во многих местах кусты ивняка склонились над протокой и даже сползли в воду,— прекрасное укрытие для рыб!
Чуть выше одного из таких кустов я лежу на обрывистом берегу. Напротив, на острове, пасется колхозное стадо. Трава дащга выкошена, коров выгоняют на отросшую отаву. Пасут мальчишки. Они верхами на лошадях. Вот устроили скачки. С гиком носятся по острову, обгоняя друг друга.
Прогретый солнцем, пропитанный тонкими запахами увядания, воздух неподвижен. Вдыхаешь его, как пьешь ароматный настой. Теплота от земли, теплота, льющаяся сверху, разнежили тело. Сладкая дрема вот-вот овладеет мной. Ночь почти не спал. Вечер просидел у костра с разговорами, встали до солнышка, обошли все луговые озера. Но уток, видно, выбили до нас. Видели пару чирят, и по тем стрелять не пришлось.
Алексей не хочет возвращаться домой без добычи, ушел в березняки поискать тетеревиные выводки. Жду его уже часа полтора, смотрю в воду. Глубина тут около трех метров, но быстрые струи настолько прозрачны, что видно каждый камушек. Пескари, прижавшись ко дну, стоят неподвижно, борются с течением. Некоторые из них иногда делают короткие броски, ловят что-то, проплывающее рядом.
Пришли два небольших окунька, напали на пескарей, пескари умчались, и пришлось окуням убираться не солоно хлебавши. Показалась стайка ельцов. Бросил им кузнечика. Он оказался для их ртов великоват. Ельцы долго его тормошили. Откуда-то выскочил хариус, схватил кузнечика и скрылся.
Как басовитое жужжание шмеля, донесся звук заводского гудка. Пол пятого. До города по прямой километров двенадцать, а гудок слышно хорошо. Мощный у завода голос.
Один из мальчишек-пастухов переехал протоку по мели и галопом проскакал по тропе рядом со мной, мимо куста. Из-под куста, держась около дна, вышел голавль, за ним второй, третий, четвертый — целая стая широколобых, чернохвостых красавцев. Полтора часа сидел я до этого на берегу — они не показывались. И вдруг вышли спокойно, даже торжественно.
Значит, не щука их выгнала. Да и большой должна быть щука, чтобы напугать таких рыб… Их багряные грудные плавники ярко выделялись на сером фоне дна… Медленно поднявшись метров на пятнадцать вверх по течению, они так же неторопливо, спокойно стали уходить под другой такой же куст.
Я обошел его, чтобы посмотреть, не спустятся ли голавли ниже? Нет, они остались под кустом. В чем же причина? — спрашивал я.— Что произошло? Уже не топот ли лошади их потревожил?
Я взял толстый сук и с силой ударил несколько раз по тропе возле куста. Смотрю, выходят мои голавли, чинно, как на демонстрацию. Какое удовольствие смотреть на них! Несколько раз вызывал голавлей из-под куста, любовался ими, пересчитал.
Подосадовал, что не взял с собой спиннинг. Часто, отправляясь на охоту за утками, брал спиннинг, а на этот раз, когда он так нужен, я оказался безоружным. Утешало одно — я в отпуске и завтра с утра, конечно, буду здесь. Алексей пришел через полчаса. Он-таки нашел выводок и взял пару молодых тетеревят, поэтому имел вид победителя.
— Ты, Алеша, не очень-то зазнавайся,— сказал я ему.— Подумаешь, какая важность — двух тетеревенков застрелил. Я, гложет, волшебник, и звери, и птицы, и рыбы мне подвластны, да не за-энаюсь.
— Что ты волшебник — я знаю, что у тебя рюкзак пустой — тоже знаю,— улыбаясь ответил Алексей.
— Ах, ты не веришь в мои способности? Хочешь, покажу чудо?
— Пустой рюкзак?!..
— Настоящее чудо!..
— Например?
— Например, вызову на это место,— я указал пальцем под обрыв,— пятьдесят шесть голавлей. Трех больших, двадцать двух но два килограмма и тридцать одного по килограмму.
— А ну вызови, волшебник…
Я сделал серьезное лицо, отвесил три глубоких поклона и выпалил нелепый набор слов… Алексей смотрел на эту комедию, тихо посмеиваясь. Тогда я ударил семь раз суком по тропе, приговаривая замогильным голосом:
— Рыбы, подвластные чарам моим, выходите на смотр! Когда Алексей увидел показавшихся из-под куста трех огромных голавлей, а потом и всю стаю — в глазах его было восхищение.
— Считай,— сказал я ему. Он начал считать, но не успел — голавли ушли под куст. Я снова вызвал их.
— Пятьдесят семь.
— Ты не умеешь считать. Их пятьдесят шесть. Убедился теперь, что я волшебник?
Алексей так посмотрел на меня, что я расхохотался.
— Нет, ты объясни, в чем тут дело, в чем секрет? — просил он.
— Выходят на стук, а почему — не знаю. Это их спросить надо. Только они не скажут.
На этот раз голавли долго бродили перед нашими глазами. Когда мы собрались уходить, решив, что завтра чуть свет будем здесь со спиннингами, услышали за спиной шаги и тихий, глуховатый голос:
— Добрый день, охотники!
Оглянулись. Перед нами стоял пожилой мужчина с загоревшим лицом, на котором выделялись белесые усы и брови. Был он в керзовых сапогах и полинявшей гимнастерке. В руках длинное закопченное удилище, под мышкой — свернутая телогрейка. Он пристально посмотрел на нас светлоголубыми глазами, на сук, валявшийся на тропе, и спросил:
— Голавликами любовались?
— Какими голавликами? — попытался удивиться Алексей, будто он ничего не знал. Я понял его — он хотел сохранить это место в тайне. С сетями нагрянут — прощай наши голавли.
— Что ты говоришь? — рыболов склонил голову к правому плечу, поворачивая к Алексею левое ухо.— Ты погромче говори. Я плохо слышу. Контузия у меня.
— О каких голавлях спрашиваешь? — крикнул Алексей. Рыбак улыбнулся лукаво:
— Будто не знаешь… Про тех, что тут под кустом живут. Открыли ведь вы их. Я уж по вашим глазам понял.
Он подошел к кусту и топнул три раза.
— Эвот они. Хороши!.. Да не вдруг их возьмешь, если по-честному-то. Все лето охочусь, а только пятерых перехитрил.
Мы поняли, что это добрый рыбак и о голавлях знает больше нашего. Разговорились. Он оказался рабочим из отряда геологоразведчиков, расположившегося лагерем километрах в двух от протоки.
Эту стоянку голавлей знает давно. Почти каждую ночь приходит удить их. Рыба берет очень редко. Никакие насадки ее не соблазняют — ни майский жук, ни кузнечик, ни хлеб. Ловится только на короеда и то плохо.
Сидеть нужно вдали от воды, чтобы над берегом выставлялся только кончик удилища, которое должно быть темное. Ни грузила, ни поплавка не нужно. Осторожен голавль до крайности. Увидать его просто: постучи — покажется сам, а чтобы поймать — надо много хитрости и терпения. Была еще большая стая голавлей, жила в Усьве недалеко от истока протоки под упавшим в воду огромным осокорем, но ту стаю разбомбили. Про этих пока браконьеры не знают, вот они и целы.
— Если бы тут было помельче, я бы их руками переловил,— сказал рыбак.
— Как так руками? — удивились мы.
— А очень просто, залез бы в воду и переловил. Видя на наших лицах недоверие, он предложил:
— Могу показать, как голавлей руками ловят. Только вы мне помогите немного. А ну, пошли со мной.
Он привел нас к кусту, так же сползавшему в воду. Здесь было мелко. Около куста метра полтора, а выше по течению у глинистого берега — до колен. Рыбак начал раздеваться. Нам приказал зайти выше куста и мутить воду у берега, чтобы муть шла под куст. Мы с Алексеем были в болотных резиновых сапогах.
Разогнув голенища, спустились в протоку и начали старательно топтаться. Густая красноватая муть поплыла вдоль берега. Наш знакомый полез в воду и стал осторожно шарить среди затопленных веток куста. Прошла минута — и на берег полетела большая серебристая рыбина.
— Старайся, старайся,— покрикивал он.
Мы старались, крайне заинтересованные столь простой и оригинальной рыбалкой. Вот уже вторая рыбина прыгает на берегу. Выброшена третья, четвертая. После шестой наступил перерыв.
— Все. Тут больше нет,— сказал рыбак.— Да и озяб я. Вода-то уже холодновата.
— Шесть голавлей от четырехсот до шестисот граммов за пятнадцать минут пойманы голыми руками. Вот это, действительно, чудо.
— Какое тут чудо,— говорит рыбак, усмехаясь.— Способ старый, правда, не многим известный. Все очень просто. Муть пустишь— голавль слепнет. Нащупаешь его под кустом, возьмешь за жабры — и на берег.
Главное, не надо суетиться, дотрагиваться до него тихонько — легонько. Когда этак его заденешь — он не боится. Оглаживаешь с хвоста по животу, к жабрам подбираешься, а тут хвать! — и держи крепче, иначе вырвется. Сноровка, конечно, нужна, не без этого. А хитрости нет никакой. Что под этим кустом голавли стоят, я знал давно. Но одному мне поймать их тут было несподручно.
— А другую рыбу так ловить можно? — спросил я.
— Ни боже мой! Даже не дотронешься.
Мы рассказали, что собираемся завтра утром поохотиться на тех голавлей со спиннингами.
— На блесну? Утром? Лучше и не ходите. Не поймать. Надо ночью, в темноте. Истинную правду вам говорю.
Хотите, совет хороший дам? К якорьку привяжите черное птичье перо. Ловить надо с острова, с отлогого песчаного берега метров на двадцать выше куста. Да от воды становитесь подальше, да одежду темную надевайте. Тогда дело будет.
Распрощались мы, как старые хорошие знакомые. С Алексеем договорились — дойти до дому, оставить ружья, взять спиннинги и — к протоке. Ночку еще не поспим — подумаешь важность какая. Так и сделали. Вращающиеся блесны черными перьями оснастили.
На протоке были еще засветло. Бросали блесны под куст. Поклевок не было. Вызвали голавлей стуком, протаскивали блесны среди стаи, но рыба от наших приманок шарахалась в стороны.
Дождались темноты. Перешли на остров. У меня клюнуло с первого заброса. Голавль оказался из младших. Алексей же сразу поймал голавля постарше. После этого с полчаса поклевок не было. Очевидно, стая уходила, испуганная возней, которую подняли сопротивлявшиеся нам рыбы.
Потом опять начались поклевки. Алексею посчастливилось больше. Он зацепил одного из вожаков стаи. Голавль этот оказался больше трех килограммов. Он так буянил, что распугал всех. После него никто уже не клевал.
Домой вернулись с восходом солнца, усталые, но счастливые. И еще три раза ходили за теми голавлями. Больше половины стаи выловили. Остальные куда-то ушли.