Ловля подуста
Речка наша мелела. Быстрое течение размывало берега, миллиарды песчинок катились по дну, образуя маленькие подводные барханы. Песок неотвратимо заполнял глубокий плес с каменистым дном, где всегда держалась рыба. В этом году плес совсем занесло.
Лишь в одном месте, метрах в десяти от берега, там, где на дне лежал огромный валун, осталась глубокая и узкая промоина. Она тянулась длинным острым клином и сверху, с берега, казалась черным провалом на дне реки. В этой промоине и нашла себе убежище стая подустов.
Вода, проносясь над камнем, глухо ворчала. Белая пена и быстро крутившиеся небольшие воронки нагоняли на дачниц-мамаш такой страх, что подусты могли чувствовать себя в безопасности: ни один загорелый сорванец с вилкой или сачком в руках не смел и близко подойти к «этому ужасному водовороту».
Взрослые тоже не испытывали желания купаться в бурной струе воды, предпочитая места более спокойные и удобные. Подустов никто не тревожил. Я тоже долгое время не подозревал о их существовании. Но однажды, возвращаясь с купания, обратил внимание на человека в белой детской панамке, сидевшего на берегу как раз напротив камня.
«Наверно, пескарей удит»,— подумал я и остановился посмотреть. Снасть у него была отличная, забросы он делал мастерски и, конечно, впустую. Но не это привлекло мое внимание. Такая рыбалка, увы, не редкость на нашей реке. Чему тут удивляться? Странным было другое: за все время, пока я смотрел на него, человек в детской панамке ни разу не поинтересовался своей насадкой. На что же он ловит? Я подошел поближе.
Земляной червь, хлеб, зелень и другие крупные насадки исключались. Это было что-то мелкое, незаметное. Но что же? Человек поднял удилище, взмахнул им, леска отлетела назад, на какое-то мгновенье застыла в воздухе, и я совершенно отчетливо успел разглядеть… пустой крючок. Незнакомец ловил без насадки!
«Что за странный рыболов?» — подумал я, с любопытством и некоторой тревогой вглядываясь в его лицо. Нет, все как будто нормально. Лицо как лицо. Худощавое, доброе. И глаза голубые, чистые, чуть-чуть с хитрецой. «Что же он ловит так? Впрочем, если поразмыслить, то, пожалуй, незнакомец и прав: не все ли равно, как ловить на нашей речке — с насадкой или без насадки?»
На другой день я опять проходил мимо этого места. На берегу против подводного камня сидел уже другой рыболов — полный, благодушного вида мужчина в вышитой украинской сорочке, соломенной шляпе с обтрепанными полями. На этот раз я пришел на реку со своей десятилетней дочкой. Мы расположились несколько ниже толстого рыболова.
Здесь, у конца струи, на ровном песчаном дне всегда стояли стайки пескарей. Пока Галинка разматывала свою тоненькую легкую удочку, я, присев на бережку, закурил и краем глаза посмотрел на соседа. Честное слово, этот толстяк тоже ловил на пустой крючок!
Можно безуспешно просидеть с удочкой в руках все утро, можно без устали бродить со спиннингом весь день и вернуться домой пустым. Это не удивит ни одного рыболова. Но ловить на пустой крючок?!
Сознательно лишать себя даже надежды поймать что-то? Нет, это становилось невыносимым. Я чувствовал, что не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю тайны этих двух рыболовов. Именно двух, ибо хотя я ни разу и не встречал их вместе, они, несомненно, были как-то связаны друг с другом. Между тем, народу на реке все прибывало.
По обоим берегам группами и в одиночку уныло бродили рыболовы в поисках места, куда бы можно было закинуть удочку. Сосед наш забеспокоился. Покопавшись в своей объемистой сумке, он с решительным видом подошел к нам и, сухо извинившись, забросил донку как раз в самый конец струи Это был явный демарш в наш адрес.
Толстый рыболов как бы дал нам понять, что тут проходит граница его владений. Для верности он поставил одну за другой еще три донки, «застолбив» таким образом весь участок реки от начала до конца промоины. И снова мне показалось, что крючки на донках были пустые… Закончив работу, толстяк удовлетворенно вздохнул, не торопясь стащил с плеч рубашку и прилег на траве, прикрыв лицо соломенной шляпой.
«Нет, это не сумасшедший,— подумал я.— Это самый обыкновенный скупердяй и жадюга. У него здесь попался хороший голавлик или, может быть, даже жерех. Вот они с приятелем и зацапали это местечко. По утрам ловят, а днем, когда клева нет, закидывают без насадки, лишь бы место занято было…» Почему-то стало скучно и немного грустно.
На той стороне реки под обрывом, на песчаных отмелях и косах почти вплотную лежали, грелись на солнце, играли в волейбол и купались люди. По берегу все с тем же упорством бродили рыболовы. Прибывшая на купанье воинская часть выстроила на лужке черную шеренгу кирзовых сапог с воткнутыми в голенища портянками. Время приближалось к полудню. Пора было кончать нашу пескариную забаву.
— Опять этот тип сидит здесь! — послышался сзади недовольный голос. Я обернулся. За нами, шагах в десяти, стояла компания рыболовов. Выделялся среди них один — высокий, плотный с бритой, бронзовой от загара головой, в просторном вельветовом костюме.
— Когда ни придешь, всегда это место занято,— пояснил он товарищам.— А какая быстринка! Я давно уж ее заприметил.
Потоптавшись немного, рыболовы пошли дальше. Толстяк, приподняв край соломенной шляпы, посмотрел им вслед. Губы его тронула усмешка. Я отвернулся. Бывают же, право, такие люди — сам не ловит и другим не дает!
Пересчитав пойманных Галинкой пескарей, плескавшихся в голубом с красными розами ведерочке, мы собрали свои вещички и покинули берег.
На другой день я встал очень рано и сразу же пошел купаться. Солнце, протиснув свои лучи между золотистыми стволами соснового бора, приятно согревало спину. Вода была удивительно чистая. Еще бы! Ведь еще ни один купальщик не успел побарахтаться в речке.
Наслаждаясь свежестью утра, я шел вдоль берега к подводному камню. Сегодня струя была немного спокойнее, чем обычно. Солнечные лучи наискось пронизывали толщу воды. Промоина на дне был? особенно хорошо видна.
В глубине ее почти непрерывно то тут, то там сверкали серебристыми боками какие-то рыбы величиной с ладонь или даже побольше. Они вставали почти вертикально головой вниз и изгибались из стороны в сторону. В этот-то момент и сверкали серебром их бока…
Рыб было много. Целая стая. Первой моей мыслью было бежать за удочкой. Я повернулся и вдруг увидел вчерашнюю группу рыболовов. Впереди решительно шагал тот, с бритой головой…
О, как я пожалел, что у меня не было донных удочек толстяка, чтобы огородить этот участок! Что делать? Как скрыть только что обнаруженную стоянку рыбы? Не долго думая, я разделся и полез в воду. Добравшись до камня, принялся взрыхлять ногами песок и поднял столько мути, что она совершенно скрыла не только рыбу, но и саму промоину. И вовремя. Через несколько минут рыболовы были на берегу.
— Черт знает что такое! — возмущался их предводитель.
— Вчера какой-то идиот весь день тут на солнце дрыхнул, сегодня — оригинал купальщик выискался. Эй, послушайте, может быть, вы перейдете купаться в другое место?
— Не могу. Часы здесь уронил,— придумал я первое попавшееся объяснение.
— Ха, часы! Да их давно песком занесло. Нечего и искать.
— Вы думаете?
Я снова окунулся в воду и поднял со дна еще одно облако песка и мути. Рыболовы не уходили. Не барахтаться же в воде до бесконечности? Надо срочно что-то придумать, надо заставить их уйти. Но как?
Выручил меня человек в детской панамке, неожиданно появившийся на берегу.
Видимо, еще издали оценив обстановку, он не говоря никому ни слова, забросил одну донку у конца струи, вторую — у камня. Потом, не дав противнику опомниться, быстро заполнил донками весь промежуток. Чертыхаясь и проклиная «загребущих хапуг и собственников», возмущенная компания удалилась. Я вылез из воды.
— Благодарю! От всей души благодарю,— радостно протянул мне руку человек в панамке.
— Если бы не вы, эти коршуны всю стаю склевали…
«Сам ты коршун,— подумал я.— Захватил весь участок и доволен. Выходит, я для тебя старался». Пока я молча натягивал брюки, незнакомец вернулся к ближайшей донке и стал торопливо ее вытаскивать.
— Совсем забыл,— доверительно пояснил он мне,— надо поскорее червей с крючков снять. Ведь при них,— он кивнул головой вслед удалявшимся рыболовам,— сами понимаете, без насадки я не мог забрасывать.
Смутное подозрение снова закралось в мою душу. Уж не выехал ли в самом деле на дачу какой-нибудь дом для душевнобольных? А странный рыболов, сняв насадку с первой донки, вновь забросил ее и перешел ко второй. Но тут гибкий кончик короткого можжевелового удильника задрожал, потом чуть-чуть согнулся…
— Смотрите, у вас клюет! — не выдержал я.
В два прыжка он очутился у донки, схватил леску и, выбрав момент, как-то странно, замедленным взмахом, подсек. Потом, быстро перебирая лесу руками, подвел к берегу рыбку длиной сантиметров двадцать-двадцать пять. Это был подуст, с его характерной головой и ртом, расположенным значительно ниже и несколько сзади кончика рыла. Так вот какие рыбы держались в струе за камнем!
— Ах, опять неудача! — сокрушенно вздохнул рыболов, пытаясь освободить добычу от глубоко проглоченного крючка.
— Вы знаете, это очень трудно: не поймать рыбу, когда она клюет. Что? Почему вы на меня так странно смотрите? Ах да! Я еще ничего не объяснил вам.
Он рассмеялся по-детски доверчиво и радостно. Небрежно сунул подуста в сетку-садок, потом обезоружил оставшиеся донки, сполоснул руки в речной -воде и вытащил портсигар.
— Присядем?
Я молча опустился на траву рядом с ним.
— Вас удивляет мое поведение? Ну конечно. Кто же ловит рыбу без насадки! Но я вовсе и не ловлю ее…
Да, да, не ловлю. Скорее, наоборот, спасаю. Может быть, это слишком громкое слово, но дело обстоит именно так. Я и мой друг, вы его видели, спасаем эту стаю подустов от своего же брата — рыболовов. Допусти их к этому месту, и через два часа подустов не станет: выхватят всех до последней рыбешки.
И не какими-нибудь сетками, а удочками, самой законной снастью! Ведь нас, удильщиков, тут тысячи… Я понимаю, конечно, это не метод… Так рыбу не сбережешь. Но… все-таки! Незнакомец снял свою детскую панамку, вытер ею лицо, потом продолжал:
— Открыл я эту стоянку подустов две недели назад. В первый раз поймал более десятка, а на другой день одумался.
Промоина тесная, корму в ней мало. Клюют, черти, здорово! А ведь стоят, никуда не уходят. Да и куда уйдешь? Видите, что кругом творится: одних купальщиков в реке больше, чем рыбы. Вот мы и стали их оберегать. Забросим пустые удочки и сидим. Место занято! Установили дежурство. Четыре часа я сижу, четыре — он.
— Но ведь это же очень скучно!
— А мы, чтобы не скучать, в поддавки играем.
— Как, как?
— В поддавки. То есть удим наоборот: закидываешь крючок с червем, а проглотить его рыбе не позволяешь. Скормить всего червяка и вытащить голый крючок — высший класс игры! Не думайте, это вовсе не так просто сделать, если рыба уже начала клевать. Отнимаешь у нее червя, а она еще активнее наскакивает. Чуть зазевался — цап! И готово, сама засеклась.
Я улыбнулся:
— У вас это, вероятно, частенько случается? Он понял иронию, весело рассмеялся.
— Да, бывает. Вот потому-то мы и не злоупотребляем такой ловлей. У нас правило: одного подуста засек — плати штраф. Лови остаток смены на пустые крючки.
— Значит, сейчас вы дисквалифицированы?
— Именно. До конца смены.
— Любопытно…
— Не хотите ли присоединиться?
— А вы мне доверяете?
— Что за вопрос! Разве не вы лезли в воду, чтобы уберечь подустов?
Чувствуя, что краснею, я отвернулся. Если бы он знал, зачем я хотел их сберечь! Нет, ни дежурства, ни игра «в поддавки» меня не прельщали. Но я тут же дал себе и своему новому знакомому слово, что никогда не подойду к промоине с удочкой в руках.
— Еще не раз мы с Галинкой видели этих странных рыболовов на их боевом посту. Впрочем, теперь они уже не казались нам странными. Мы даже иногда помогали им. Галинка давно уже звала их дядей Колей и дядей Левой.
— Как ваши подусты? — спрашивали мы, подходя к берегу.
— Целы?
— Разумеется, целы! — весело отвечал худенький дядя Коля, вежливо приподнимая свою белую панамку. А когда дежурил дядя Лева который устраивает корпоративные праздники и эти зарабатывает на жихнь, в ответ раздавалось благодушное и бесконечно доброе:
— Целе-е-хонь-ки!
Но однажды мы не увидели у промоины ни дяди Коли, ни дяди Левы. Вместо них плечом к плечу на кромке берега стояла шеренга рыболовов. Непрестанно взлетали вверх длинные удилища, тонко свистели лески, в струе воды ныряли и крутились поплавки. Работа шла молча, сосредоточенно. То один, то другой рыболов выскакивал вдруг из шеренги, пятясь задом, волочил на берег неистово бьющегося серебряного подуста.
Особенно усердствовал бритоголовый обладатель вельветового костюма. Разгоряченный, потный, он торопливо запихивал в рюкзак очередную добычу, дрожащими руками хватал удилище и все спешил, спешил, постоянно оглядываясь на соседей, словно подсчитывая и запоминая, кто сколько поймал рыбы.
