Рыбалка на реках Таймыра
Долго лежит лед на заполярных реках Таймыра. С нетерпением ждут рыболовы, когда он тронется и, громоздясь, заторяя русло, могучим напором большой воды унесется далеко в Карское море, а на поверхности реки заиграют серебристые солнечные блики. Очень хочется после долгих полярных ночей, свирепых морозов и буранов отдохнуть, подышать свежим воздухом тундры, услышать гомон пернатых друзей, посидеть с удочками на берегу реки.
Реки наши закрываются на целых восемь месяцев. Подледному ужению мешают полярные ночи, морозы да полутораметровый лед. Кое-кто занимается ловлей налимов. Кстати сказать, число любителей подледного ужения с каждым годом увеличивается. В первые дни ледостава, пока еще не вступила в полные права полярная ночь, в озерах ловят окуней и щук.
Вполне понятно, какая радость для рыболовов, когда очистится река ото льда. Настало заветное время…
Из Норильска автобусом, переполненным до отказа рыболовами, добираемся за полчаса до поселка Валек. Тут в заливе реки Норилки лодочная станция норильских охотников и рыболовов.
Сотни моторок на берегу залива. Гремят рыболовы причальными цепями, переносят к лодкам моторы, весла, горючее, палатки.
На попутной моторке мчимся вниз по течению реки к озеру Пясину. Мои товарищи «по оружию» — Александр Павлович Чуслис и Александр Данилович Шаповалов — не впервые взялись за удилища. Высаживаемся на узкий и длинный остров у трех почти одинаковых лиственниц, возвышающихся над прибрежными кустами тальника и ольхи. Принято у рыболовов называть места рыбалок своими именами…
Место, где мы остановились, называют «три сестры». Под ближайшей к берегу лиственницей из подобранных на берегу досок сооружаем настил буквой «П», застилаем его кустарником и еловым лапником. В центре разжигаем костер. Бивуак готов. Короткий перекур у костра и все — за дело.
Пока мои друзья налаживают удочки и донки, я забрасываю небольшой крючок с обыкновенным земляным червем за куртину затопленных кустов тальника. Не успел закурить, как резкими, судорожными толчками задергался и запрыгал поплавок, а вслед за этим знакомый прием сига: на поверхность вскидывается крупная серебристая рыба, бойко бьет хвостом, появляются и быстро исчезают кольцевые круги и брызги. Спокойно подсекаю и легко вывожу крупного сига.
И началось… Почти после каждого заброса вывожу рыбу за рыбой — пляска сигов на крючке и на берегу.
— Эй, друзья, идите заберите рыбу на уху,—не вытерпев, кричу я.
Позади трещат кусты, почти бегом ко мне идут мои коллеги, восторженно смотрят, как я волоком вытягиваю бойкого полукилограммового сига…
Друзья разглядывают рыбу, охают и, захватив улов, убегают за своими удочками.
Через час на берегу копошатся десятка три сигов, несколько ельцов и налимов.
Солнце катится по северному небосводу над горами Путорана. От реки веет сырой и холодной прохладой.
— Пора и ушицу заварить! — потирая мокрые, красные от озноба широкие ладони, говорит Саша Чуслис, озорно поглядывая то на кучу рыбы, то на нас. Мы охотно принимаем предложение. Каждый из нас уже давно думает об этом, но азарт и хороший клев мешают оторваться от удочек.
Насадив свежие куски сигов и несколько живцов — ельцов и ершей — на донки и спиннинги, переоборудованные в донки, мы закидываем их на налимов.
Я занимаюсь приготовлением ухи. Только начинаю чистить и разделывать рыбу, на крайнем справа спиннинге редкими порывами трещит трещотка… Короткая подсечка, короткие тяжелые толчки. У самого берега тяжело перевертывается кверху огромный налим. Ловким взмахом Данилыч вонзает в него ба-горик и волоком вытаскивает на гальку.
Жирная и вкусная печень налима, ерши, ельцы сдабривают уху из сигов.
, — Уха готова! Обедать! — стараясь не кричать, спокойно зову я друзей.
Дым костра, смешиваясь с ароматным запахом ухи, бледной пеленой тяжело стелется и окутывает берег.
На мое приглашение друзья и ухом не ведут, только облизали запекшиеся губы, оглянулись на костер и опять повернулись к удочкам. Рыбацкий азарт действует сильнее голода, холода и одурманивающего аромата ухи.
После нескольких настоятельных приглашений они, наконец, бросают свои позиции, потирая на ходу красные руки, быстро подскакивают к костру.
Веселые и радостные, наперебой рассказывают они о своих удачах и впечатлениях.
Ночь… Светлая, солнечная, а все же ночь — время сна… Холод и усталость, горячая уха и чай разморили у жаркого костра…
Шум моторок затих. С реки и тундры веет холодом, пахнет подснежной плесенью и прелой зеленью.
Зарываю в снег улов, подбрасываю в угасший костер сухих сучьев и ложусь около затихших друзей.
Согревшись, я погрузился в крепкий сон. Однако спать долго не дают надоедливые комары, согретые лучами утреннего солнца.
Данилыч и Чуслис негромко переговариваются, по-хозяйски расхаживая по воде.
Вода идет на прибыль. Клев рыбы усиливается. Горячая сиговая пора! Только лед ушел, вода еще мутная,— и тут не зевай, вода посветлеет — и сиг «отужинает».
Как обычно в Заполярье, внезапно набежали и закрыли весь небосвод темно-синие клубистые с белой каймой облака, над тундрой заблестели ослепительные змейки молнии, ударили сильные раскаты грома, и хлынул проливной дождь.
Еще раз готовим богатую уху и чай.
За кустами у самого берега кто-то сильно зашумел, зашлепал, послышались возня и грубая брань…
Мы поднимаемся и идем на берег. Четверо рыболовов, насквозь промокшие, барахтаются в наполовину залитой лодке. Цепляясь за кусты тальника, они тянут ее к берегу. Усталые, забрызганные грязью, с осунувшимися лицами, проклинают они все на свете.
Мы приглашаем их к костру, угощаем ухой и крепким горячим чаем.
— Спасибо!—благодарят они.— А где же сети? — с завистью поглядывают они на наш улов.
— Мы ловили удочками, сетям не завидуем,— спокойно говорит Данилыч.
— Неужели удочками таких наловили?
— Да, удочками, хотя и знаем, что разрешено ловить сетями. Ловили только удочками. Так интересней, канители меньше. Сидишь, наблюдаешь за поплавком, поклевка… вываживание… Чувствуешь настоящую рыбалку, забываешь обо всем, душа радуется… А эти сетельники, как хищники, душат, мнут рыбу, жадничают,— продолжал резонить Данилыч.
— Нет, уж мы только сетями!..— цинично говорит один из них.
— А результат? — язвит Саша Чуслис.
— В этот раз нам не повезло… погода… поймали на четверых всего две рыбешки,— недовольно отвечает другой.
— Нет, к черту! — вдруг срывается третий.— Заброшу я эти проклятые сети, возьмусь за удочки. Хоть удовольствие настоящее рыбацкое увижу! Послушайте,— поворачивается он к нам,— что было на этой проклятой рыбалке! На озере Пясина на всем просторе, как на море, разыгрался страшенный шторм. Полный кошмар. Захватило и устье Норилки, где стояли наши сети. Забило мусором и веревками, поскручивало все снасти. Пришлось бросить рыбалку и, придерживаясь самого берега, идти обратно домой… А тут захлестнуло большой волной мотор… Шли на веслах. Лодку почти до краев заливало водой. Вытаскивали ее на берег, поворачивали, сливали воду. А тут гроза, ливень. Лодку пришлось тащить на веревке по затопленным кустам… Совсем выбились из сил, вымокли до костей, измучились, продрогли и изголодались, а прошли только половину пути. Спасибо хоть вы покормили и обогрели…
А вы вон как хорошо порыбачили, отдохнули, сухие и удовольствие большое. Нет, все! К черту эти сети, возьмусь я опять за удочки,— решительно заявил он,
— Вот и мы к этому разговор ведем, — не отступает от них Данилыч.— В нашей тундре больше воды, чем суши, столько рек и озер — не счесть. И во всех есть рыба. Удовольствия, впечатлений — на всю жизнь!
Они охотно соглашаются и решают в следующую же субботу ехать без сетей, с одними удочками.
Мы были рады такой случайной встрече и успеху полемики в пользу удильщиков.
Душевно поблагодарив нас за обогрев, уху, чай, добрые слова, за помощь в налаживании мотора, они прощаются с нами. Вот с берега тарахтит оживший мотор.
Попутную лодку и нам ждать долго не приходится.
