Без свидетелей
Как обычно в субботу, вагоны пригородного поезда были заполнены рыболовами, которым очень нравится подводная охота. Кругом разговаривали, смеялись, шутили. Петр Васильевич только прислушивался: знакомых не было, а с незнакомыми он не мастер был заводить разговор первым. Да и настроение было не то: постоянный его спутник и друг инженер Колосов заболел и, видимо, не скоро еще поедет на рыбалку. Беседа все же завязалась. Начал ее сидевший рядом с Петром Васильевичем плотный дядя в зеленом добротном пиджаке и такого же цвета фетровой шляпе.
— А вы куда путь держите? — осведомился незнакомец,— Наверное, как и все, на Пертинку?
— Нет, подальше,— ответил нехотя Петр Васильевич.— Есть у меня любимое место.
— Если это не секрет, может быть, скажете, куда?
— На Синенькое озеро.
— Что-то не слыхал о таком.
— Мало кто его знает. От станции до озера добрых десять километров…
— Пешком?
— Конечно. Но не расстояние отпугивает рыболовов от Синенького, а дорога.
— Плохая?
— Болото. Торфяник. В сырую пору года, пожалуй, и не захочешь туда добираться. А теперь ничего. Два часа ходу тропой, но при комарах…
— Видимо, рыбное это озеро, что вы на него ходите?
— Ничего, ловить можно — и удочкой, и спиннингом, и кружками. Есть там лещи, язи, не говоря уже об окунях и плотве.
— Скажите на милость! И с хорошими уловами возвращаетесь?
— Всяко бывает. Но я люблю это озеро. В лесу, в глуши. Только и есть жилья, что лесничья сторожка. И главное, почти всегда там удильщиков нет. До деревень далеко…
— Послушайте, а как там.,, с плавучими средствами, ну понимаете, есть ли там лодки, плоты? Или прямо с берега?
— Нет, с берега нельзя. Торфяное болото. И водной растительности у берегов много. А лодки есть у лесника. Есть и плоты, только плохонькие.
Может быть, я вам составлю компанию? А? Будем зна-комы. Снегирев. Нет, нет, десяти километров я не боюсь. Рыболовная страсть и не так далеко заведет. Обратно не торопясь пойдем, с отдыхом. Как? Согласны?
— Что ж! Можно! Я сегодня без товарища. Только на дорогу не обижаться. И на клев — это не от меня зависит!
— Что вы, что вы! Я же рыболов не молодой. Все понимаю!
Вышли на предпоследней от районного городка станции. Солнце только что село—небо чистое, золотистое — быть завтра вёдру. И почти сразу же за небольшим пристанционным поселком спустились к болоту, заросшему мхом, и пошли по едва заметной тропе. После шума в вагоне, после грохота колес тишина показалась особенно желанной. По болоту уже тянулись волокна раннего тумана, где-то на краю его поскрипывали дергачи.
И даже комариный писк не мешал. Да и какой без комара летний вечер на севере! Шли молча — впереди Петр Васильевич, а за ним Снегирев, старавшийся ступать туда, куда становилась нога Петра Васильевича. И он был прав — сверни с тропки на полшага, и нога уйдет в ржавую грязь между кочками.
Скоро и дергачей стало не слышно. Тишина, тишина до звона в ушах.
— Не собьемся в тумане? — спросил Снегирев, которому вдруг захотелось спать: так бы и присел на кочке.
— Нет,—коротко бросил Петр Васильевич и, помолчав, добавил:— Не в первый раз иду. На язвеннике отдохнем с четверть часа.
— Язвенник? Это что такое?
— Сухая островина среди болота. У нас барсуков язвецами называют, по-старинному. Так вот на островине у них норы…
И опять замолчал. Так дошли и до язвенника, присели на валежину, закурили.
— Жуткое место,—заметил Снегирев.— Сказочное. Ели-то, ели какие громадины! Мох свисает волокнами. А темень под елями какая!
— Н-да. Тут бы Рерих такую картину нарисовал,—ответил Петр Васильевич.
— Рерих? Это… ах да, вспомнил, художник такой… Да, да! Признаюсь, так бы тут на сухом местечке и прилег подремать.
— Комары не дадут. И, кроме того, до зари надо на озере быть. Еще километров пять. Пошли! Да и рюкзак же у вас… Вы что, на неделю собрались?
— Нет, почему на неделю? Просто не люблю без запаса ходить…
И опять молча зашагали по тропинке, ведущей к Синенькому озеру. Петр Васильевич постучал в окно лесничьей сторожки. В стеклах уже отражалось пока еще слабое зарево утренней зари. Снегирев с наслаждением опустился на ступеньку крыльца и позевывал до боли за ушами. Наконец оконце раскрылось, старушечий голос испуганно спросил:
— Кто это? Ты, что ли, Константин, вернулся? А?
— Марфа Никоновна,—вполголоса отозвался Петр Васильевич.— Это я, Курков. А Константин Васильевич где? То-то, я вижу, собак нет.
— Кто-кто?.. Петр Васильевич, что ли?.. А я испугалась. Одна дома. Нету, нету Костеньки. Уехал еще третьего дня с Машей и дочками в колхоз — помогать на сенокосе: ишь погодка-то какая добрая! Ты удить, что ли?
— Да, порыбачить. С товарищем я. Нам бы лодки, Никоновна, взять.
— Заходите, я самоварчик поставлю, молоко есть, только вечерошнее, думаю, не скисло, простоквашка, яишенка…
— Это потом, Никоновна. Нам бы лодки. На зорьку торопимся. Совсем светло становится.
— Лодку бери; знаешь, где она.
— А что, разве одна только лодка?
— Одна, батюшка, одна. На малой Костенька уехал. Снегирев досадливо поморщился, слушая этот разговор.
— Неужели с одной придется удить? — спросил он у Петра Васильевича.
— Придется,—ответил тот, поднимая с земли связку удилищ.—Да вы не беспокойтесь, эта лодка человек десять поднимет. Ее Константин по старой саперной привычке понтоном называет.
Часов в десять утра Петр Васильевич сказал:
— Шабаш! Можно сделать до вечера перерыв. Поудили вдоволь.
— Уже перерыв? Не рано ли? Я бы с удовольствием еще часик-другой посидел.
— Клевать плохо стало. Отошла зорька, сами знаете. Впрочем, вот что мы сделаем. Вы посидите еще с удочками, но меня перед этим подкиньте вон к тому мыску. Там за мысом земляничные лужайки есть, надо малость жену и детишек чудесной ягодой побаловать. Наберу стаканов десять, потом вас окликну, поедем к Никоновне— уху варить. Идет?
— Согласен!—и Снегирев с готовностью поднял свои удочки.
Бережно неся корзиночку с земляникой, Петр Васильевич вышел на берег озера и стал оглядываться. Где же лодка? Она оказалась неподалеку. Но Снегирев не сидел в ней, а стоял и размахивал руками, будто сеял что-то. Потом наклонился к воде, вымыл руки, достал из рюкзака что-то белое и начал черпать этим «что-то» из воды.
— Что это… чем же он занят? — пробормотал Петр Васильевич, отступая за куст. И вдруг понял:
— Ах, мерзавец! То-то он о второй лодке беспокоился! Ведь это он рыбе отраву разбрасывал. Так и есть. Ишь сачком снулую плотву вычерпывает. Ну и компаньона я себе нажил!
Хотел было спугнуть его, но спохватился.
— Пусть сеанс закончит. Черт с ним! Теперь эту рыбу не оживишь все равно. Вот мерзавец!
Дождавшись, когда Снегирев сложил и спрятал в рюкзак подсачек, а затем засунул туда же порядочную сумку с отравленной рыбой, Петр Васильевич вышел из-за куста и закричал:
— Пора кончать рыбалку. Давайте лодку сюда!
..Ехали вдоль берега к избушке лесника, едва видной отсюда. Стояла полуденная жара. Трещали крылышками стрекозы. Снегирев хвастался:
— Зря вы ушли за земляникой! А у меня клевало бешено! С пуд, наверное, добыл. И все крупная плотва, есть и подъязки. А вы по ягодке, по ягодке — ну что за удовольствие-Неожиданно Петр Васильевич повернул к болотистому берегу и, когда причалил, сказал Снегиреву:
— На минутку вам надо выйти из лодки. Да, на минутку. Снегирев повиновался. Едва он вышел, Петр Васильевич
резко оттолкнул лодку подальше от берега и заговорил:
— Рыбку травить сюда приехали, гражданин-хапуга? Не знал я, кого сюда вел. Не беспокойтесь — больше вам здесь не бывать. Я предупрежу лесника.
— Что такое? — багровея, закричал Снегирев.— Какая отрава?
— Настоящая,— ответил Петр Васильевич, развязывая сне-гиревский рюкзак,—Вот — сверху банка с отравой. А вот и мешок с отравленной рыбой. Остальное мало интересно — бутылка коньяку, пакеты с едой. Жаль, не знаю вашего адреса — попало бы вам за такое рыболовство…
— Ага! Не знаете? И не узнаете1 И зря вы из себя защитника природы строите! Ишь, какие сантименты разводить вздумал! Кто это видел, что я рыбу травил? Вы один. Значит, дело без свидетелей. Бросьте вы все это. Рыбой я с вами поделюсь…
— Без свидетелей? — Петр Васильевич пытался говорить спокойно, хотя хотелось кричать.— Юридически правильно! Без свидетелей. Ну так вот, место суда на этот раз — на озере Синеньком, на лодке, а под ней восьмиметровая глубина. Запомните это…
— Что это значит? Не пугайте. Не боюсь!
— Не кричите, подсудимый. Я — судья и судебный исполнитель. Так вот, приговариваю вас к позору, лишению добычи и средств ловли. Приговор привожу в исполнение.
Он встал, банку с отравой и мешок с рыбой положил на дно лодки, затем поднял тяжелый рюкзак и швырнул его за борт. Туда же полетели и переломленные удилища.
— Нахал, свинья, мерзавец1 — кричал Снегирев, бегая по зыбкому берегу.— В суд на вас подам! В моем рюкзаке кроме рыбы и прочего плащ, фотоаппарат… В суд!
— Дело происходило без свидетелей! — ответил Петр Васильевич и налег на весла. Потом добавил:—Заодно уж: прогуляйтесь отсюда до станции — не десять, а все пятнадцать километров. Это вам полезно. Для размышлений.
